Пока не видит Солнце - [93]

Клара заварила чай, достала из кухонного шкафчика мед и села за стол рядом с окном. Звонкий детский смех доносился с игровой площадки. Аномальное для Сочи обилие снега вызвало головную боль у городских служб, но дети от души радовались редким белым осадкам и не собирались упускать момент для игр.

Чтобы как-то скоротать время, Клара вынула из сумки пакет, в котором лежали листки из дневника Тамары, и начала читать.

«Я быстро привыкла к новому имени – Лаура. Мне так часто приходилось менять имена, что новое казалось ничем не хуже других. К тому же оно удачно подходило к моему нынешнему облику. Первый год с полковником прошел безупречно: мы переехали в загородный дом и тщательно изображали счастливую супружескую пару. Я воспитывала дочь полковника – ее звали Катрина. Девочка была немного странной: ее привлекало все, что было связано со смертью. Несколько раз она убегала в лес, находила там мертвых животных, складывала их в коробки и хранила у себя под кроватью, пока прислуга не выбрасывала трупики из-за запаха.

Мы вели уединенный образ жизни: полковник тщательно оберегал нашу тайну и не хотел, чтобы девочке кто-то сказал о подмене мамы. Изредка приезжающие близкие родственники поражались моему сходству с его покойной женой, но утверждали, что у меня совершенно иной характер.

За год совместного проживания полковник очень изменился. И хоть улыбался он так же редко, как и раньше, но от него больше не веяло холодом и надменностью. Он все больше времени проводил со мной и дочерью, начал чаще смотреть мне в глаза, говорить комплименты, приглашал меня на вечерние прогулки по саду. Я понимала, что у него назревает ко мне какой-то разговор, но о чем конкретно, не догадывалась.

В один из дней мы приехали в Москву – это случилось накануне распада Советского Союза. В поездке нас сопровождали три офицера внутренних войск. У полковника была деловая встреча, а нас с Катриной разместили в гостинице.

Момент, когда все изменилось, я помню как сейчас: мы обедали с Катриной в ресторане. Мимо нас прошла парочка, женщина обернулась и воскликнула: «Тамара! Это ты? О боже мой! Да тебя не узнать!» Я вздрогнула, повернулась и узнала Алену, девушку с которой училась в Усть-Каменогорске на закройщицу. Как она меня узнала через столько лет, ума не приложу. Катрина отреагировала быстрее меня: девочка сказала, что ее мамочку зовут Лаура, что тетенька обозналась, а я деликатно подтвердила слова «дочери», нарочно придав своему голосу латышский акцент. Но провести Алену было не так просто. Усевшись вместе со спутником за заказанный ими столик, она сверлила меня настойчивым взглядом. Заметив эту ситуацию, один из охранников немедленно сообщил полковнику. Не успели мы подняться в номер, как он залетел туда же, расспрашивая меня об Алене. Катрину увели в детскую, и я слышала, как девочка отчетливо закричала по дороге: «Не трогай маму, ты снова ее сломаешь!» На меня навалился жуткий страх. В голову закрались сомнения: а не убил ли он собственную жену?

Я подробно рассказала, при каких обстоятельствах мы познакомились с Аленой и как расстались. Полковник внимательно меня выслушал, кивнул головой и успокоился. Наверное, этим бы все и закончилось, но в дверь постучали, охранник приоткрыл дверь и сказал, что со мной хочет поговорить подруга детства. Я сразу поняла, что это Алена, и мысленно выругалась.

Полковник, конечно, не мог допустить этого разговора, и меня отправили через смежную дверь в соседний номер. Я слышала задиристый тон Алены, потом ее ехидный смех, затем глухой стук и звук упавшего тела. Затем наступила долгая и мучительная тишина. Я закричала, начала бить в дверь кулаками, умолять его пощадить ее. Говорила, что она – никто, пустышка, что мы уедем и все будет по-прежнему. Но меня никто не слышал.

Когда стемнело, открылась дверь, пропуская ко мне полковника. Он сказал, что моя подруга упала в обморок и ударилась головой о край стола; что сейчас она лежит в больнице, но с ней все будет хорошо. Увы, я знала, что это не так: нутром чувствовала, что несколько часов назад он забрал жизнь ни в чем не повинной женщины.

Он приказал мне собрать вещи, и мы поспешно съехали. С этого момента я ощущала себя восковой куклой: у меня пропал интерес к жизни, точнее, события мелькали передо мной, будто кадры из фильма о чьей-то чужой жизни… не моей. Я не чувствовала вкуса пищи, не ощущала радости. В первую очередь от этого страдала Катрина. Она первой заметила перемены во мне и тут же накричала на отца: «Ты все-таки ее сломал!»

Вечером одна из ее нянь рассказала мне, что я уже не первая из тех, кто был представлен Катрине в качестве родной матери. Девочка все понимала, просто воспринимала это как игру. Полковник пытался со мной поговорить, но я не реагировала на эти попытки. Я физически чувствовала, как день за днем умирает моя душа.

Через месяц меня снова привезли в дом на окраине Юрмалы и поселили на мансардном этаже. Моя прежняя тюрьма распахнула для меня объятия, но только теперь я поняла, как гуманно со мной поступали прежде. Я знала, что своими ногами отсюда уже не выйду. Меня ждала одна дорога – на тот свет. Это знала я, это знала и Вилма. Мою спальню вновь запирали на ключ, но теперь не было совместных завтраков и ужинов. Полковник отдалился от меня. Зато у меня появился новый посетитель – врач-психиатр. Он навещал меня раз в неделю, а Вилма зорко следила за приемом прописанных им лекарств.