Пока мы не встретимся вновь - [220]

— Что?

— Схожу за выпивкой, а ты посиди здесь, Был трудный день. Я рада, что осталась… нужно, чтобы кто-нибудь позаботился о тебе.

Вечером следующего дня четыре офицера из полицейского управления Эперней прибыли в Вальмон. Они попросили экономку доложить мадам де Лансель о том, что им, конечно, неловко тревожить ее в такое время, но приходится провести расследование по анонимному письму. Это связано с одним из ее винных погребов.

— Пожалуйста, выполняйте свой долг, — авторитетно заявила Люси. — Мадам де Лансель скажет вам то же самое, иначе я не стала бы сейчас беспокоить ее.

Полицейские отправились в погреба с ключом и картой, на которой было отмечено, как найти тайную дверь в «Трезор». Все это рано утром оставил неизвестный в полицейском участке. Через пятнадцать минут они с трепетом и удивлением увидели, как открывается дверь «Трезора». Один из полицейских на ощупь нашел выключатель. Лампы осветили огромное пространство, совершенно пустое, если не считать тела, лежавшего на полу. Подойдя к нему, трое из четверых полицейских — те, что всю войну были в Эпернее, — узнали Бруно. Пока они в минутном замешательстве стояли рядом с трупом, один из них, старый офицер, наклонился и взял с груди Бруно записку. Он молча прочитал ее и передал другому. Остальные так же молча прочитали записку, а трое знавших Бруно понимающе переглянулись.

— Что будем делать, капитан? — спросил самый молодой.

— Перенесем тело в замок, а в участке скажем, что произошел несчастный случай, сынок.

— Несчастный случай, капитан?

— Тебя не было здесь во время войны, Анри. Многие люди имели веские причины желать смерти этого человека. Как знать, кто это сделал? Кто признается в этом? Это невозможно, Анри. Расследования не следует проводить. Прислушайся к моим словам, если хочешь научиться чему-нибудь полезному. Этот несчастный случай должен был произойти.

— Ну, если вы так считаете, капитан…

— Да, Анри. Мы все так считаем.

— Не могу понять, почему полиция считает смерть Бруно несчастным случаем на охоте, — сказала Фредди. — Я просто в шоке. Разве они не понимают, что его убили — ведь Бруно нашли после того, как получили анонимное письмо, — что же еще могло произойти? Они даже не собираются проводить расследование. Лично я не испытываю особого горя из-за смерти Бруно, но все-таки, что происходит? Неужели никого, кроме меня, это не удивляет?

Фредди, Ева, Дельфина и Арман только что вернулись, спешно исполнив формальности, связанные с похоронами Бруно, и сидели на террасе, старые камни которой еще хранили летнее тепло.

— Это не было ни убийством, ни несчастным случаем, — сказала Ева, обняв Фредди за плечи. — Это исполнение приговора.

— Что?! Исполнение приговора? Да что это значит? И с каких пор приведение в исполнение приговора частными лицами считается законным? Почему никто из вас… как бы это сказать… не удивлен? Да, именно так! Когда тело Бруно принесли домой, это потрясло только меня, а вы все вели себя так, будто ожидали чего-то подобного. Но вы же не могли этого предвидеть! Да и вообще, кто мог подумать, что Бруно умрет такой ужасной смертью, отправившись в лес на прогулку!

— Дорогая, ты ведь видела монумент в центре Эпернея? — спросила Ева.

— Да, но какое это имеет отношение к моим словам?

— Это — дань памяти погибшим солдатам, Фредди. На нем выбиты имена двухсот восьми мужчин и женщин — участников Сопротивления, погибших в этом маленьком районе от рук гестапо или в концлагерях. Некоторые из них работали в Вальмоне. Полиция поняла, что смерть Бруно связана с гибелью этих людей. Он сотрудничал с фашистами.

— Ты знала об этом? — Дельфина повернулась к матери, в изумлении прикрыв рот рукой.

— Об этом рассказал мне ваш отец, но только мне. Он понимал, что сын обесчестил его имя, но скрывал это от всех, даже от вас. Однако мы оба понимали, что нам известно немногое. Кто может сказать, что этот дьявол Бруно делал во время оккупации? Три мрачных года после смерти деда он жил один в Вальмоне. У многих людей были причины воздать ему по справедливости.

— Но ведь война закончилась шесть лет назад, — возразила Фредди.

— Сразу видно, что ты не жила в оккупированной стране, Фредди, — сказал Арман. — Шесть лет — это ничто. Даже если бы Бруно вернулся через десять или двадцать лет, те, кто привел приговор в исполнение — кто бы они ни были, — все равно ждали бы его. Это могли быть даже сами полицейские или люди, которых они знают, их родственники или друзья. У полиции есть свои причины не расследовать это убийство.

— Ты тоже о чем-то подозревала, Дельфина? — спросила Фредди. — Ведь тебе приходилось встречаться с Бруно во время войны. У тебя нет предположений о том, что могло произойти?

— Нет, никаких. Бруно был всегда… корректен… со мной, — безмятежно ответила Дельфина, держа Армана за руку. Те события канули в прошлое, их лучше похоронить. А обеда у генерала фон Штерна, казалось, и вовсе не было. Она никогда не соглашалась надеть на себя бриллианты, чтобы снискать расположение в генеральском доме на улице Лилль. За что бы ни убили Бруно, Дельфина была убеждена, что он заслужил это. Никто из них — ни Фредди, ни мать, ни даже Арман — не могут до конца представить себе, что значит жить при оккупации. Тем, кто уцелел, лучше забыть обо всем. Слава Богу, что французская полиция так разумно отнеслась к этому.