Пока мы можем говорить - [18]

– Ну, – нехотя согласилась Мицке. – Вы сказали мне, что завелся маньяк, который зверски насилует девушек и откусывает им уши. И пальцы ног. На память.

– Кому на память? – тихонько спросила помертвевшая Соля.

– Всем участникам процесса, – улыбнулся Данте. – Но это гониво все, на самом деле нет никакого маньяка. Все это сказки для нежных девочек.

– Так а чего же! – взвилась Мицке, даже вскочила с табуретки. – Как лапшу вешать, так все мастера, а как скачать мне в Интернете полнометражную Судзумию, так до новых веников ждать! Завтра да завтра…

– Таня, – серьезный Кид-Кун вдруг назвал ее давно забытым, доисторическим именем, – а можно, ты помолчишь, а мы сейчас расскажем Соломии Михайловне все, что знаем сами. И заодно ты послушаешь, раз уж ты тут случайно очутилась.

– Очутилась, – надулась Мицке. – Мюхгаузены хреновы.

Это началось примерно три года назад.

В городе стали пропадать дети. Раньше о таких случаях жители неказистого, по всем меркам занюханного райцентра знали только из новостей или из специальной программы «Магнолия ТВ», авторы которой занимались поиском пропавших по всей стране и регулярно показывали по телевизору их фотографии. Одним словом, до поры до времени такая беда обходила городок стороной. Было многое другое – и пьяная поножовщина на бытовой почве, и массовое отравление денатуратом на юбилее главбуха овощебазы, и смерть от оголенного кабеля, милосердно настигшая неприкаянного умственного инвалида Полторухина, когда тот полез в какой-то раскоп в надежде отпанахать кусок медной проволоки и сдать ее в пункт приема ценных металлов. Правда, было дело – поссорившись с матерью, ушел из дому и подался на вольные хлеба в соседнюю Россию пятнадцатилетний Стасик Мисюра, но он сначала громогласно оповестил о своем решении широкую общественность, да и свою мать оповестил тоже. Хлопнул дверью и был таков. Говорят, устроился портовым грузчиком в Новороссийске – Стасик с раннего детства был здоровым как конь, к тому же несколько лет занимался вольной борьбой. Так что вроде бы доволен жизнью, да и мать его, которая поначалу была объектом коллективного сострадания, теперь, в свете последних событий, считается вполне благополучной женщиной.

Как известно, пропавших находят редко. Дети будто растворяются в стране, равной двум Франциям, четырем Швейцариям и десяткам Люксембургов, Монако и Ватиканов вместе взятых. В стране, где хоть сто верст пили на хорошей машине по одесской трассе, а вокруг все так же будут простираться широкие заснеженные просторы, поля и леса. И только соседство с Россией не дает рядовому украинцу впасть в окончательную гордыню и считать себя жителем бескрайнего, большей частью неосвоенного аграрного космоса. В котором, как изюм в столовской булке, нет-нет да и встречаются областные центры с неожиданной буржуазной претензией на качество жизни. А кому не повезло жить в миллионнике, тому, бедолаге, и не дано почувствовать себя обласканным судьбой и цивилизацией, хотя бы в виде горячей воды в кране и заурядного фонаря во дворе. И поделом. Человек создан для счастья, как птица для полета. Что хорошего можно сказать о рядовом жителе маленького нищего городка, какие версии можно построить относительно того, зачем он там вообще живет?

Первой пропала дочка шахтерской вдовы Лены Курочкиной, двенадцатилетняя Ксения. Пропала при самых обычных обстоятельствах – ушла в школу и не вернулась. Лена подняла на ноги всех учителей, одноклассников и известных ей подружек из окрестных дворов, но выяснила только, что Ксюша обещала в тот день соседке по парте Ларисе Пасечник занести сборник диктантов для проверочных контрольных работ, да так и не занесла. Милиция приняла дело к рассмотрению и на всех столбах, на ржавых жэковских досках объявлений и на проходных предприятий развесила ксерокопии Ксюшиной фотографии годичной давности – в красном шутовском колпаке с колокольчиками возле новогодней елки на центральной площади; более свежей у мамы не нашлось. Не имея никакой опоры, кроме отчаянной надежды на помощь высших сил, Лена отстаивала все заутрени в храме Святого Андрея Первозванного, а спала отныне на матрасе в прихожей возле входной двери, чтобы не проспать, не пропустить возвращение дочки.

По совпадению ли или по какой-то странной закономерности второй пропала та самая соседка по парте Лариса Пасечник – ушла вечером за хлебом и не вернулась. Мать ее бесконечно рассказывала всем встречным и поперечным, что муж ее и папа Ларисы, «сука Васяня», хотел сам пойти, в основном, конечно, за второй поллитровкой, но и батон купил бы заодно. Да только уснул, сволочь, прямо за столом, и Лариска пошла, выпросив у матери пару рублей на какой-то шоколадный батончик. Короче говоря, родители Ларисы принялись квасить с троекратным усердием: известная народная мудрость о том, что водкой горе не зальешь, представлялась им сомнительной – все же помогает она, родимая…

Третьим пропал Вова Власенко тринадцати лет. Надо сказать, при довольно странных обстоятельствах. Он вошел в маршрутку на остановке «Ремзавод» – возвращался от бабушки домой, но на своей остановке не вышел, а вышел двумя остановками раньше, возле парка Партизанской славы. Этот момент отметила его соседка по дому, которая ехала в этой же маршрутке и, разумеется, знала мальчика в лицо. Она даже сказала ему вслед: «Вовка, а куда это ты намылился?» – и утверждает, что тот обернулся к ней, но как будто не узнал.