Пока горит свеча - [21]

– Если я кобель, то тогда ты моя сучка. Мне плевать на них. Иди, согрей меня!

Ответ Майкла более чем устроил Кейт. Майкл вновь переиграл ее.

Майкл приехал домой около трех ночи. Свет в гостиной горел. Это могло значить только одно: миссис Олис ждет своего сына. Так бывает всегда, если он не ставил ее в известность о том, что задержится или не придет. Порой она могла ждать его до самого утра. Открыв дверь, он услышал знакомый голос:

– Майкл? Это ты?

Ему было стыдно показываться в таком виде перед матерью. Алкоголь и запах сигарет еще не успели выветриться. Голова гудела, мысли были тяжелыми.

– Да, мам, это я. Все хорошо, я уже дома. Ты можешь ложиться спать, – он надеялся, что не попадется ей на глаза.

– Мне надо с тобой серьезно поговорить, пройди в гостиную, – сказала она. В ее голосе не было ни следа злости, а только любовь, забота и доброта.

– Еще один серьезный разговор, многовато для одного дня, – заметил Майкл про себя, зайдя в гостиную.

Миссис Олис осмотрела своего сына с ног до головы. Она не стала ругаться, говорить о том, какой ее сын плохой или что все это плохо для него кончиться. Вместо этого она его крепко обняла и сказала:

– Мики, с тобой все хорошо? – казалось, что она не заметила «уставшего» состояния Майкла.

– Мам, все хорошо. Что-то случилось?

– Мой маленький мальчик. Ты все, что у меня есть. Я ждала тебя, – она сильно переживала, ее голос дрожал и на глазах вот-вот должны были появиться слезы. Он крайне редко видел ее в таком состояние. Это могло значить только одно – что-то очень важное и не очень хорошее.

– Мамуль, все хорошо. Я рядом. Присядь, – он провел мать к дивану и, усадив, пошел за водой.

– Вот, попей, – он дал ей стакан с водой, – тебе сейчас станет лучше… Ну же… Успокойся… Я рядом и никуда не уйду. Теперь расскажи мне, что случилось.

Женщина, которая всю жизнь посвятила воспитанию своего сына, сидела и смотрела на него глазами, полными боли и заботы. Майклу стало не по себе.

– Мам, ну же. Я тоже уже стал волноваться.

– Майкл, я больна. Я очень серьезно больна, – она заплакала. Майкл сел рядом и обнял ее.

– Что с тобой?

– Мне очень тяжело, Майкл, я не могу представить, как ты будешь без меня. У тебя никого не останется, – даже в этот момент она думала не о себе, а о сыне. – Тебе уже двадцать один, а ты для меня по-прежнему маленький Мики.

Майкл не верил своим ушам. Он моментально отрезвел. Он не понимал. Как? Когда? Ведь его мама никогда ни на что не жаловалась.

– Мам, что случилось? Ты можешь мне хоть что-то объяснить?

Она, глубоко вдохнув, взяла его ладонь в свои руки и тихо произнесла.

– У меня рак. Мне осталось семь… восемь месяцев. По ее щеке текла слеза.

Майкл понимал, она плачет не из-за свой болезни, а из-за Майкла. Его как будто молнией ударило. Только теперь Майкл заметил, как она изменилась, как обострились черты ее лица, как обозначились худые плечи. Сердце Майкла защемило от боли и невыразимой жалости. Он упал на колени перед ней и обнял ее.

– Мамуль, мы тебя вылечим, я обещаю. Я что-нибудь придумаю, – говорил он, еле сдерживая слезы.

– Майкл, прошу тебя, – она попыталась поднять его, но он все так же ухватившись за ее ноги, продолжил успокаивать ее и себя.

– Мам, я обещаю тебе. Я найду самого лучшего доктора.

– Сэм уже возил меня к лучшим врачам. Он нашел хороших специалистов. Диагноз мне поставили давно. Но последние анализы. Они подтвердили самое худшее. Я до последнего молчала, но больше я не могу от тебя это скрывать, – она крепко обняла его.

– Это какая-то ошибка, надо перепроверить, – надежда не покидала Майкла.

– Майкл, мой сыночек, мне очень тяжело. Все эти дни мое сердце разрывалось при виде тебя.

– Мы почти с тобой не общались… – Майклу вновь стало стыдно за себя.

– Я не боюсь смерти. Я наконец-то увижу моего Алекса. Я боюсь за тебя, Майкл. Ты останешься совсем один. Кто тебе будет готовить? Кто будет смотреть за тобой, когда ты простудишься? Кто станет будить тебя по утрам? – она плакала. – Девушки, с которыми ты общаешься, никогда не будут этого делать… Я попрошу Сэма и Элен, чтобы они присматривали за тобой. Но что они смогут сделать?

Майкл взял себя в руки. Сев снова на диван, он обнял ее.

– Мам, ты останешься со мной. Все хорошо. Тебе еще столько предстоит сделать. Я даже собирался познакомить тебя с моей девушкой. Она не такая, как все. Она другая. Ты ее научишь готовить свой фирменный торт. Я, мы будем рядом. Мы все перепроверим. Что-то точно можно будет сделать. Мы утром сразу поедем в больницу.

– Майкл, сегодня двадцать четвертое апреля. Я хочу быть дома, – с грустной улыбкой сказала она. Теперь Майкл понял, почему мама молчала эти дни. Если бы не эта дата, она бы и дальше продолжала молчать, не желая огорчать его. Но этот день всегда делал ее более чувственной и сентиментальной.

– Прости, я забыл, я запутался в датах.

– Все нормально, Майкл. У меня есть ты. Мы справимся.

– А у меня ты, – прошептал Майкл.

Они просто сидели в тишине, обняв друг друга и погрузившись в свои мысли. Майкл хорошо помнил все, что она для него делала. Он понимал, что был не очень хорошим сыном, но всегда поддерживал ее. Впрочем, как и она. Он стал понимать, что если дядя Сэм, подключив все свои связи, не смог ничего сделать, то он тем более бессилен. Ему стало грустно. На душе было противно и печально. В какой-то момент он подумал о Монике. О ее улыбке на поляне с розами. Ему стало теплее. Почему он не познакомил их раньше? Взяв ручку и листок бумаги, он стал писать что-то Монике. После он сложил лист бумаги пополам и положил его в конверт. Достав зажигалку из заднего кармана, покрутив ее в руках, отправил ее к письму.