Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса - [11]

— Эй, угомони свою собаку!

— Все под контролем, — отвечал Том с улыбкой. — Просто это его бассейн. Может, просто твой пес слишком робкий?

Вот так с помощью повидавшего виды, но мягкого наставника слабак превратился в короля бассейна, вожака тюремного двора и первого ловца чужих игрушек.

— С помощью бассейна я пробил лед, между нами появилась связь, и Вторник был готов делать для меня все, что угодно. Учить его было проще простого. Не работа, а праздник.

Правильно, дело в связи. Как же иначе?

— Я привязывался к каждому псу, с которым работал, — признался Том.

Когда первая его собака сдала экзамен, сердце Тома разбилось, но он держал себя в руках: не хотел устраивать истерику на глазах у других. Вторую свою собаку, поводыря, он дрессировал год и четыре месяца и разрыдался, когда ее забрали. Другие заключенные над ним смеялись — по крайней мере, пока сами не оказались на его месте, но Тому было все равно. Он заплакал впервые за двадцать лет и… почувствовал себя человеком.

Со Вторником расставаться было, пожалуй, труднее всего. Он был таким любящим псом. Да, он не мог без друга, но при этом всегда был рядом, чтобы помочь. И это было важно, потому что Том взял Вторника не из прихоти. Ему нужно было на что-то отвлечься, ведь через пять месяцев после того случая, когда они вместе лежали под койкой «Стива Бушеми», должно было состояться слушание по условно-досрочному освобождению. Как сказал Том, месяцы, предшествующие этому слушанию, — самое ужасное в жизни заключенного. Тюрьма — это сама монотонность, отупляющее разум и разрушающее душу ничто, и единственной наградой может стать свобода. Большинству парней впаяли кому сколько полагается лет. Но не Тому. У него было пожизненное. Ему предстояло слушание, а это всегда лотерея. И это очень сложно. Особенно, когда Тому казалось, что шанс на освобождение один на миллион.

— Бывало, парни проходили слушание без сучка без задоринки и их освобождали, хотя они недавно избили тюремщика, — говорил он. — А у других и рекомендации, и сертификаты всевозможных программ, но они не получали условно-досрочного.

Здесь ничего не зависит от тебя. Так говорят заключенные. Все зависит от того, хорошо ли члены комиссии провели предыдущий вечер.

Поэтому в ожидании слушания они нервно мерят шагами свои камеры. И беспокоятся. И начинают спорить, потому что они на грани срыва. И тревожатся, что эти свары могут насторожить комиссию. И снова огрызаются, потому что не могут пропустить мимо ушей последнюю реплику. Они силятся привести мысли в порядок — как на бумаге, так и в голове, — хотя и не верят, что это хоть как-то поможет. Но ощущение беспомощности, ощущение, что ты — всего лишь номер, которого ты даже не знаешь, — выматывает и не дает покоя. Такое состояние не просто мешает собраться, оно разъедает саму твою жизнь. Я долгие годы отгораживался от других, как сумасшедший, копался в своих ранах, — так что мне-то можете поверить, я знаю, каково этим ребятам. Раз за разом думаешь об одном и том же, но ничего не можешь сделать и зацикливаешься на том, что ты изолирован и окружен безликой системой. Это быстро приводит к срыву, злобе и отчаянию. Ожидающие слушания заключенные говорят, что последняя пара месяцев — это настоящая агония, а короткое, бесстрастное слушание — как облегчение независимо от результата.

Вторник был не только способом отвлечься — Том получил идеального компаньона. Когда хозяин нервничает, большинство собак копирует его поведение и начинает тревожиться. Но Вторник не такой. Этот пес как противовес — он делает прямо противоположное, чтобы сохранить баланс в отношениях. Когда Том нервничал. Вторник обретал спокойствие. Когда Том становился рассеянным, пес сосредоточивался. Ретривер знал, что наставник в нем нуждается, и я думаю, это желание помочь — наравне с бассейном — помогло собаке снова вернуться к занятиям. Иначе говоря, Вторник решительно настроился на успех — не ради себя, но ради друга.

Он сосредоточился на командах. Прекратил натягивать поводок. Перестал обращать внимание на бассейн — вместо этого вприпрыжку бежал рядом с Томом. Близилась дата слушания, ночи становились все длиннее, и Вторник начал запрыгивать на койку а Том все чаще и чаще позволял ему остаться. Когда в телевизорной ретривер клал голову наставнику на колено, заключенный знал: теперь это не просто потому, что несчастному одинокому песику захотелось тепла, — нет, Вторник хотел показать, что у Тома есть друг.

И вот долгожданный день настал. Постучали охранники. Том в последний раз обнял Вторника, почесал ему шею и отправился навстречу судьбе. Он обернулся. Ретривер сидел в камере и смотрел мужчине вслед своими нежными умными глазами. Когда через несколько часов Том вернулся, то застал Вторника там же и в той же позе. Получив извещение о результатах слушания, заключенный потерял самообладание. Он обнял Вторника, который, конечно же, был рядом с ним, и поблагодарил пса за его службу. Даже после тридцати лет отсидки он не был сломлен, в отличие от многих других зэков. Он не был озлоблен ни на систему, ни на себя.

— Тюремная система могла бы победить меня только в одном случае, — сказал Том, — если б она заставила меня ненавидеть. Но со мной рядом были собаки и все такое, и ни о какой ненависти не могло быть и речи.