Пока дышу... - [89]

— Я видел его всего несколько раз, но довольно много слышал о нем. — Слава задумчиво следил за зеленым глазком приемника и не видел лица Сергея Сергеевича. — Но мне он показался человеком, который говорит именно то, что думает.

— Между прочим, в начальной стадии опьянения каждый человек производит впечатление рубахи-парня. Ты не замечал?

Слава вдруг покраснел, будто в чем-то предал Бориса Васильевича. Он вспомнил, что действительно видел Архипова слегка на взводе.

— А он что, здорово пьет? — как можно равнодушней спросил он отца.

— Когда хирург начинает здорово пить, он перестает быть хирургом, потому что у него дрожат руки. Пока Архипов еще оперирует, но, во всяком случае, тебя я бы, пожалуй, не положил к нему на стол. Ну, как говорится, перекур окончен, — поднимаясь из кресла, сказал Сергей Сергеевич. — Я пошел готовить статью.

Слава остался у приемника один. Один, потому что мать мирно похрапывала на диване. И стало как-то грустно, и было чувство потери.

То, что сказал отец о Борисе Васильевиче, увы, походило на правду. И эта правда опечалила Славу.

Резким щелчком он выключил радио.

…На следующий день ребята из институтского комитета комсомола были немало удивлены. Сын профессора Кулагина, успевающий студент, демонстративно пренебрегающий всем, кроме учебы, явился в комитет тихий, как овца, и заявил, что желает получить какую-нибудь комсомольскую нагрузку.

Строительные отряды разъехались, стенгазета летом не была нужна, некоторые оставшиеся в городе студенты участвовали в Комиссии народного контроля. Что же делать Кулагину?

Дивчина, замещавшая уехавшего на строительство секретаря, без всякой надежды на успех предложила Славе вместе с другими ребятами помочь народному контролю — проверить, кто пользуется казенными автомашинами в загородных поездках в выходные дни.

— С фотоаппаратом знаком?

— Знаком.

— Получишь милицейский жезл и фотоаппарат.

«Милицейский жезл? Это любопытно», — подумал несколько повеселевший Слава и отправился выполнять свое первое общественное поручение.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

С заседания кафедры возвращались втроем — Кулагин, Крупина и Горохов. Тамара Савельевна держалась спокойно, была только несколько более молчалива, чем обычно.

Горохов искоса поглядывал на нее. Нет, по внешнему виду никак нельзя сказать, что на душе у нее что-то не в порядке. И это его даже несколько коробило. «Вот, мол, она как ни в чем не бывало, а он непрерывно копается в себе, упрекает себя в семи смертных грехах, в то время как, по сути дела, обошелся с нею бережно и честно. Неужели она не оценила этого? Неужели оскорбленное женское самолюбие заглушило в ней голос разума?»

Они проходили мимо большого коридорного окна. Как и всюду, в их клинике на подоконнике стояли цветы, сочные мохнатые бегонии с красными выпуклыми прожилками, напоминающими сеть кровеносных сосудов. Ухоженные, крупнолистные, они были похожи на слоновые уши.

Крупина мягко провела рукой по ворсистой поверхности листа, и этот жест ее, это прикосновение к листу, остро, ярко напомнил Горохову другое ее движение — так вот легко и нежно она провела кончиками пальцев по его вискам, по бровям и закрытым глазам. Это была единственная ее робкая ласка. И еще — слова…

Воспоминание было настолько живым, что Горохов остановился, как споткнулся. Кулагин удивленно посмотрел на него.

— Забыли что-нибудь? — спросил он.

— Нет, наоборот, вспомнил, — ответил Федор.

Тамара не обернулась.

— Да, Федор Григорьевич! Забыл сказать. Мне звонили из редакции. Вы бы перед отъездом зашли к ним, — там вам причитается гонорар за нашу статью. В командировке пригодится, — сказал Кулагин. — Слушайте, что случилось? У вас глаза какие-то шальные!

Горохов задумался и, когда до него дошел наконец смысл кулагинских слов, недоуменно пожал плечами.

— Но статья пошла за двумя подписями. Стало быть, и гонорар пополам. Почему  м н е  причитается?

— О нет! Вы же знаете, что мой в этой статье только материал, — сказал Кулагин.

Это было сущей правдой. Записи пяти интересных случаев осложненного цирроза печени хранились у него уже года два. Сергей Сергеевич не раз думал, что надо во что бы то ни стало выкроить время и сделать наконец эту статью, но заедала клиническая текучка. А он давно не выступал со статьями и сейчас, когда решался вопрос, какая именно клиника станет НИИ, считал весьма своевременным напомнить о себе в печати. Ведь руководители далеко не всегда приглядываются к повседневной практической работе, а вот мимо подписи, допустим, в «Вестнике Академии медицинских наук» не пройдут — заметят! И поэтому ему и его ассистентам надо бы печататься почаще. На Крупину в этом смысле надежды никакой — трудолюбива, полезна, но творчески, кажется, бесплодна. Без таких врачей, конечно, тоже нельзя. И в парткоме она на месте и, уезжая, на нее можно положиться — не подведет. Но Горохов способен на большее, чем он пока что дает. Ему явно не хватает честолюбия. Вообще-то Сергей Сергеевич не верил, что умный, талантливый человек может не быть честолюбивым, и потому в этом плане Горохов был для него своеобразной загадкой. Его, этого малого, с невероятным трудом удалось — и то лишь однажды — уговорить на соавторство, хотя любой человек на его месте почел бы за честь поставить свое имя рядом с именем профессора С. С. Кулагина. А у профессора С. С. Кулагина просто сил нет за всем угнаться! И, если уж говорить начистоту, не всегда получается. То есть получается, конечно, что ни напиши, напечатают. Но как-то блеска мало, обобщений… Ох, и надоели же эти обобщения! Ни о чем нельзя просто рассказать, любой вопрос надо поднять на недосягаемую теоретическую высоту.