Пока дышу... - [78]
Это были не просто мысли. Это была какая-то буря ощущений. А между тем бывшие друзья оживленно беседовали, разбившись на группки, смеялись, вспоминали минувшие дни…
Эльвира получала пенсию. Брайлем она начала интересоваться задолго до того, как он ей вплотную пригодился, и потому овладела им неплохо, много читала, и книги стали ее истинной страстью. И очень полюбила музыку. Слух у нее за эти годы, естественно, стал более обостренным, — вот ведь почти всех, кто к ней подходит, мигом узнает по голосу.
Корабельников записал ее телефон, сказал, что завтра же позвонит, потому что у него к ней дело. Архипов хотел спросить, есть ли у нее семья, дети, но не решился. Она попрощалась и ушла раньше всех. Борис Васильевич думал проводить ее, но она сказала:
— Спасибо, я всюду хожу одна, уже привыкла…
И он не решился настаивать.
Потом всех пригласили в ту самую аудиторию, где когда-то им прочли первую, а затем последнюю лекцию.
Ганна Голоденко — бессменный парторг курса — предложила почтить память погибших на фронте товарищей и тех, кто умер в последние годы.
Борис Васильевич сидел, глубоко задумавшись. «Все-таки прожили мы все по полвека, а это не так уж мало: не полжизни, конечно, больше, а насколько больше — кто это знает? И кто знает, крутой или пологий спуск ждет человека?»
Когда называли имена тех, кто умер в последние годы, зал напряженно молчал. Да, снаряды падают все ближе и ближе. Кто же следующий? И не бессмыслица ли то, что жизнь вечна, а человек смертен?!
«Бедная Леночка! Ей предстоит меня хоронить, — неожиданно подумал Архипов. — Первое время, конечно, будет плакать, вспоминать, а потом жизнь со всеми заботами и радостями заставит ее забыть меня, как, впрочем, и я забыл своего отца. Да, забыл! Только портрет на стене время от времени о нем напоминает. А иной раз и по портрету скользнешь сторонним взглядом…»
Борис Васильевич машинально взглянул на стену, где висел лист ватмана. Крупным шрифтом на нем было написано: «Кого дал наш курс». И далее шла простая, без комментариев, справка: 1 Герой Советского Союза, 12 профессоров, 16 докторов наук, 67 кандидатов наук, 1 лауреат Ленинской премии, 42 хирурга, 109 терапевтов, 4 физиолога, 11 рентгенологов, 2 ректора институтов.
В общем-то Архипов все это примерно знал, но, собранные воедино, эти сведения показались ему внушительными. И приятно было, что в числе двенадцати профессоров был и он. То есть не был, а есть! И более того, будет даже тогда, когда перестанет существовать.
Мысль эта была утешительной, нужной. Борис Васильевич оперся на нее с благодарностью, как на вовремя поданный костылик, и почувствовал себя веселее.
Он с удовольствием покосился на Золотую Звезду того самого одного Героя Советского Союза, который сейчас сидел рядом с ним. Молодец Степан! Крепкий и осанку сохранил дай бог каждому. А костюмчик-то на нем какой интересный, мохнатенький, не наш небось. Борис Васильевич таких еще не видел.
Он проследил за взглядом Корабельникова и заметил, что тот тоже смотрит на ватман с таблицей.
— К двадцатипятилетию Победы будем людей к наградам представлять, — сказал на ухо Архипову Корабельников. — Надо Эльвиру представить к Герою, ей-богу, заслужила. Как думаешь?
— А кто ты, собственно, есть? — весело насторожился Борис Васильевич. Очень уж по-хозяйски прозвучало у Степана «будем представлять».
— А я, собственно, у министра в замах.
— Врешь! — не поверил Архипов. Слова «министр» и «Степка Корабельников» никак не увязывались в его воображении.
— Чего врать? Соврать бы и поинтереснее можно.
— Тогда представляй, — серьезно сказал Борис Васильевич. — Эльвиру надо. И сколько же у нас такого народа, который по заслугам не оценен!
Потом был ужин, довольно приличный. Они так и сидели крепкой компанией: Архипов, Степан и Чернышев. Борис Васильевич выпил, маленько захмелел. Ему стало тепло, хорошо, неприятные мысли о бренности земного существования сейчас казались смешными.
— Степан! — обратился он к старому другу. — Раз уж ты без малого министр, нужен мне для клиники аппарат… Помоги, а?
— К черту! К черту! — замахал на него рукой Корабельников. — И слушать не хочу! Ты лучше водку пей. Я тебя знаю: ты сейчас для своей клиники мраморные кариатиды хлопотать станешь.
— Нет, мне кариатиды ни к чему, — вяло возразил Архипов, но на всякий случай добавил: — Бюрократ ты, Степа, вот что я тебе скажу.
— Ну-ну, валяй дальше! — шутливо отбился Степан, но как раз в этот момент к ним подошел опоздавший на встречу Приходько, член-корреспондент Академии наук. Его Архипов встречал на разных ученых сборищах, а потому и перемен особых в нем не замечал.
Приходько поздоровался сперва с Корабельниковым, Чернышева, кажется, не узнал, потому что ему лишь слегка поклонился, а Архипову небрежно пожал руку. И сказал, обращаясь к Корабельникову:
— Вы уж извините, Степан Николаевич, нашего Бориса Васильевича за бюрократа. Он у нас иногда мрачновато шутит.
— А почему это я — «у вас»? — с хмельной запальчивостью обернулся к нему Борис Васильевич.
И с лица Чернышева впервые за весь вечер сбежало выражение веселой беззаботности. Он смерил Приходько взглядом и почти прикрикнул на него, как на новобранца, — наверное, и соседи по столикам услышали:
Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.
Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.
Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.
Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.
.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.