Поиски счастья - [7]

Стоя на коленях и едва не касаясь головой закопченного потолка, Ройс молча разглядывал кожаное жилище. Ему казалось, что он попал внутрь большого ящика, выложенного черной бумагой. Несколько оленьих шкур лежало в углу; неподалеку — котел, чашки; на перекладине под потолком сушилась одежда; там же лежала еще какая-то рухлядь; больше в пологе ничего не было.

Костлявый полуголый старик и молодая женщина тоже молча разглядывали длиннорукого человека с тяжелой челюстью и заросшим рыжей щетиной лицом.

Вскоре Ройс достал из-за пазухи кисет и протянул его старику. Чукча заерзал на месте, вытащил из кармана трубку, закашлялся, белки потухших глаз налились кровью. Но как его, так и пришельца постигло разочарование: понюхав щепоть золотого песку, Эттой нахмурил седые брови, еще сильнее забился в кашле и, обессилев, повалился на шкуру вниз лицом.

Ройс — уже второй раз за этот день — досадливо спрятал кисет обратно.

Семья Эттоя состояла из шести человек: старик со старухой, два сына, невестка да внук. Тымкар еще не вернулся с торга на шхуне, старший сын Унпенер на охоте.

Тауруквуна, жена Унпенера, укачала ребенка, взяла медный тазик, обтерла с него пальцами жир, облизывая их, положила туда из котла кусок моржового мяса и пододвинула гостю.

Норвежец сказал, что у него есть свои продукты.

Старик оживился вновь.

В это время в шатре взвизгнула собака, послышались легкие и быстрые шаги, шкура полога приподнялась и младший сын Эттоя Тымкар ловко вполз внутрь. Он был совсем еще молод: на юном загорелом лице никаких признаков зрелости.

— Вот! — радостно сказал он по-чукотски и протянул отцу новый котел. В котле были табак, чай, водка и нож.

И только передав старику все свои приобретения, юноша заметил, что в жилище находится чужой человек.

— Этти! — приветствовал он Ройса.

Норвежец догадался, что незнакомое ему слово, вероятно, означает приветствие, повторил его и кивнул головой.

Старик, юноша и молодая женщина добродушно засмеялись.

…Всю эту немеркнущую полярную ночь не стихали голоса в яранге Эттоя: старик почти без умолку болтал, потягивая виски, курил, смеялся, пил крепкий чай.

Утомившийся Ройс спал.

Дождь не перестал и к утру. Однако все, кроме Тауруквуны, куда-то ушли. Бент и жена старшего сына Эттоя оказались в пологе только вдвоем. Ребенок спал.

Тауруквуна — не дурнушка; наоборот, чукчи-мужчины находили ее «стоящей». Правда, на вид ей можно было дать лет тридцать, хотя она прожила всего двадцать четыре, но Ройс думал сейчас не о ее возрасте. Его волновало само присутствие молодой женщины, с которой они — только вдвоем…

Конечно, она грязновата, ее не сравнить с танцовщицами Нома и Сан-Франциско, и все же Ройс чувствовал, как она волновала его. Марэн — далекая, туманная — вспомнилась лишь на мгновение. «Как же подойти к этой туземке?» — думал он, в то время как она, небольшая, ладная, заправляла жирник, мела пол. Там, в Штатах, он знал язык. Что мог он сказать этой женщине? Но вот Ройс вспомнил, что ему уже известно одно чукотское слово.

— Этти! — неестественным, дрогнувшим голосом поздоровался он и приподнялся.

— И-и[4] — добродушно протянула она в ответ, подвешивая над жирником новый котел.

Ничего не прочел Ройс в этой улыбке. Мысли ее, очевидно, были далеки от его тайных желаний. Кареглазая, плотная, она вылезла из меховой палатки и забросила наверх нижний край входной шкуры.

В пологе стало светло и прохладно.

* * *

Дождь не прекращался неделю.

По-разному провели это время золотоискатели. Одни успели проиграться в карты, другие — перессориться. У Мартина Джонсона оказалось поцарапанным лицо. Впрочем, повеса Мартин был не одинок среди своих коллег, которые, опоив мужчин, настойчиво пытались изучать чукотский язык с их дочерьми и женами.

Наконец дождь перестал.

Вместе с чукчами из яранг высыпали американцы, норвежцы, шведы, англичане, испанцы — все те сорок пять человек, включая Василия Устюгова, которых доставила сюда первым рейсом «Северо-Восточная сибирская компания».

Щурясь от яркого солнца, разноплеменные чужеземцы разбрелись по поселку и берегу. Послышались замечания протрезвившихся пришельцев:

— Голая тундра.

— Ни одного европейского строения.

— Да, Азия.

— Вот тебе и Уэном!

Действительно, чукотское селение выглядело жалким не только по сравнению с Номом на Аляске. Среди десятка разбросанных в беспорядке шатров, на вкопанных в землю китовых ребрах устроены лабазы, на них лежат нарты и кожаные байдары, убранные туда, чтобы не достали собаки. Повсюду обложенные и прикрытые камнями ямы-хранилища, из которых несет запахом киснущего мяса. Вокруг бродят собаки, гложут кости, грызутся между собой. Вот и весь Уэном.

Судно, появившееся из-за мыса, привлекло всеобщее внимание. Вскоре была замечена еще шхуна. К полудню целая флотилия «купцов» стояла на рейде. Тут были и «Северная звезда», и маленькая «Луиза», и матерый «Бобер», и потрепанная штормами «Китти». Но все они опоздали. Пушнина из Уанома уже уплыла в трюме «Морского волка».

Проспекторы готовились на берегу к предстоящему перемещению на опорные базы. Осматривали лодки, чистили оружие, делали динамит, лопаты, кайла, промывочные «люльки», помпы, бадьи, продовольствие, Василий Устюгов обратил внимание, что одна группа оснащалась совсем не золотоискательским оборудованием. Он не знал названий инструментов, но ему приходилось видеть, что ими измеряют глубины бухт и заливов, делают съемку берегов, определяют по светилам широту и долготу местности.