Поиски «Озокерита» - [26]
Размышляя так, Гордиенко дошел до города. Начало уже смеркаться.
По одной из северных улиц города в это время шел юноша со светлым пушком на верхней губе и с редкой, такой же светлой бородкой. Это был партизан Пашка. Вчера его послали к Клаве, но только сегодня он смог встретиться с ней, а сейчас возвращался в лес. Далеко впереди себя Пашка увидел немца с полицейским. Он замедлил шаг, наблюдая, куда они пойдут. Если они свернут вправо, то он решил обойти их по улице слева, если они свернут влево — он обойдет их справа. Спокойно шагая по улице, Пашка посматривал на полицейского и немца, идущих впереди него. Вдруг он заметил, как из-за угла вышел сутуловатый человек и пошел прямо навстречу патрулю. В этом человеке Пашка издали признал партизана Иванова. “Вот черт, влопается”, — подумал Пашка и стал соображать, как ему дальше действовать. Тем временем Иванов повстречался с немцем и полицейским. Вот они остановились, о чем-то поговорили с “партизаном” и пошли в свою сторону, а Иванов продолжал путь. Пашка видел, что патрульные даже документов не проверили у Иванова, и это показалось подозрительным, тем более, что Пашка недолюбливал этого веснушчатого человека Казалось, что Иванов как-то не так и не то говорит, что должен был бы говорить товарищ в откровенной беседе, какая-то натянутость чувствовалась в его словах; нередко Иванов хвастался своими боевыми подвигами, а это не принято было в группе Козловцева. Иванов часто заискивал перед товарищами, усиленно старался приобрести друзей среди партизан. “Черт его знает, что он за человек”, — заключил Пашка и решил не сворачивать на другую улицу, а сойтись с Ивановым, попытаться узнать, куда тот идет. Встретившись, они повернули за угол. Иванов знал, что Пашка вчера был послан в город и что его ожидали утром Козловцев и дед.
— Ты все равно, что с приятелями беседовал, с этими сволочами, — первым заговорил Пашка, когда они пошли по другой улице.
Гордиенко враждебно покосился на парня и ответил:
— А что же трусить перед ними? Волков бояться — в лес не ходить.
— Они у тебя даже документов не спросили.
— Значит, не вызвал подозрений. Вот и не проверили. Сказал им, что иду с огорода, вот и все.
— И они поверили?
— Видать, поверили. Да что ты расспрашиваешь? Сам же видал.
— Видал.
— Чего спрашивать?
— Куда идешь? — спросил Пашка и голосом, каким он произнес эти слова, окончательно показал, что он в чем-то подозревает Иванова. Предатель понял это.
— А тебе что за дело? — грубо ответил Гордиенко и тут же подумал: “Надо как-то по-другому поговорить с этим мальчишкой, а то, если сейчас разойтись с ним, наболтает Козловцеву, может повредить мне”.
— Хочу знать, куда ты идешь, вот и спрашиваю, — настойчиво продолжал Пашка. — Может быть, тебе и не нужно ходить.
— А ты где был? — в свою очередь задал вопрос Гордиенко. Но Пашка считал, что он имеет право спрашивать других, тогда как сам никогда не отвечал на подобные вопросы, а когда его спрашивали, он или заговаривал о другом, или молчал с гордым видом опытного и бывалого конспиратора.
— Я тебя спросил, куда ты идешь, а чего ты меня пытаешь?
Гордиенко обдумал уже, что ему делать, чтобы не навести на себя подозрения. Он стал хитрить.
— Иду к Клаве.
— Что сказать велели? — допытывался Пашка. По простоте своей юной души он и не подозревал, что задумал предатель.
Гордиенко сказал пять условных слов.
— Не надо. Пойдешь обратно со мной, — сказал Пашка.
— Смотри, дело серьезное. Перед Козловцевым отвечать будешь.
— Говорю, пойдем обратно, нечего терять время.
— Ну пойдем, — покорно согласился Гордиенко.
Холодные сумерки окутывали город. Пашка и Гордиенко больше не разговаривали между собой. Они благополучно вышли из города, миновали окраинные домишки, которые в наступающей ночи казались безлюдными, пошли по огородам. Одинокие яблони и высокие тополя потеряли свои очертания и в темноте выглядели черными расплывчатыми силуэтами. Узкой тропой по кукурузнику Пашка шел впереди, Гордиенко, сутулясь, заложив руки в карманы, следовал сзади. Они отошли от города уже с километр и выбрались на проселочную дорогу. Пашка остановился, как видно, что-то хотел сказать, но не успел. Гордиенко быстро выхватил пистолет и в упор выстрелил ему в бок. Пашка вскрикнул, схватился за рану и повалился на дорогу. Предатель нагнулся и еще дважды выстрелил юноше в грудь…
Гордиенко возвратился в город. Он хорошо помнил адрес, названный ему Козловцевым, и быстро нашел улицу и дом с разломанной изгородью вокруг него. Без стука вошел он в кухню, освещенную коптилкой. В кухне сидела старуха в очках, что-то вязала.
— Вам кого? — спросила старуха, проворно перебирая спицами.
— Мне надо Клаву.
— Какую Клаву?
— Ну, Клаву, значит, — он не знал фамилии и замялся.
— А, Клаву! — старуха будто только теперь поняла, кого спрашивают. — Так она живет по соседству, я сейчас позову ее. Пройдите в комнату, подождите. — Она торопливо вышла из кухни.
Гордиенко постоял, потом сел на лавку. “Вот не догадался, надо было идти вместе с ней, уточнить, где живет эта девка. Но ничего, после встречи я ее провожу до квартиры и все узнаю”, — думал он.
