Поиск-90: Приключения. Фантастика - [37]

— Отправляйся к своему Христу, паскуда!

Больше Баранов ничего не видел и не слышал, охваченный последним восторгом души, ибо последние блюда на пиру ощущений — слаще всего, и потом — диким, страшным и нечеловеческим восторгом единения со смертью и полета через вечность.

* * *

Очнулся Баранов на тех же камнях тротуара, голова его кружилась от страшных впечатлений и воспоминаний, и он не сразу осознал, что жив. Когда он это осознал, повернулся на бок и встал, елозя в липкой, холодеющей крови. Боли не было, тело было таким же, как и раньше. «Чья же это кровь?» — подумал Баранов, изогнув руку за спину, куда вонзился первый нож. Пиджак был порван. «Значит, моя, — со страхом подумал Баранов. — Я умирал, я это точно помню. Это Пророк!» И он понял, что странный Пророк маленькой секты и в самом деле подарил ему бессмертие.

Шатаясь, Баранов подобрал валяющийся рядом портфель и пошел домой, пугая прохожих диким своим видом. Придя домой, он рассказал жене о том, что случилось.

В один из дней следующей недели Баранов сидел на балконе на последнем этаже своего девятиэтажного дома и разгадывал кроссворд. Вернее, его домашние думали, что он разгадывает кроссворд. На самом деле он не глядел в журнал, а вспоминал момент своего единения со смертью. Да, это было страшно! Но был в этом и некий восторг, выше которого не может быть на земле. Баранов не мог забыть этого момента, снова и снова прокручивая в памяти сладостный и головокружительный полет в леденящий холод мира. «Да, — думал он. — Ничего не скажешь, острое ощущение».

Никто, однажды испытавший смерть, не выходит назад, в этот мир, таким, каким он был. Что-то изменилось и в сущности Баранова. Все дни после своей смерти он жил, болезненно и неустанно вспоминая ее поцелуй. Баранов не мог признаться себе в этом, но он тайно мечтал испытать его снова. Он понимал, что в этой мечте есть нечто порочное, и инстинкт самосохранения хранил его, но Баранов не мог бороться с прекрасными воспоминаниями и только слабо сопротивлялся им. И, конечно, они победили — ибо так всегда бывает у людей. У богов, возможно, не так, они могут оторваться от бывшего и голым «я» уйти в небо, и так становятся богами из смертных.

Жена Баранова, смотревшая в комнате телевизор и поглядывавшая время от времени на сонную фигуру мужа на балконе, увидела через балконное стекло, что муж вдруг резко поднялся, далеко бросил журнал и со странной улыбкой проследил за его падением, а потом и сам начал осторожно переваливаться через перила балкона. Она застыла в оцепенении, а затем в ужасе бросилась к балконным дверям и стала дергать их, крича. Тем временем Баранов совсем перевалился через перила и с диким воплем оттолкнулся от балкона. Этот вопль продолжался несколько секунд, завершившись сочным, мокрым шлепком его падения. Услышав этот шлепок, жена Баранова обхватила голову руками и завизжала, зажмурившись, пугая детей.

Через несколько минут раздался скрежет ключа в замке. На пороге стоял Баранов. Он немного дрожал, как после душа, пофыркивал и поводил плечами. Глаза его горели. Ни слова не сказав жене, он широкими шагами подошел снова к балконной двери и начал ее открывать.

— Нет, — завизжала жена, преграждая ему путь. — Не пущу!

— Пусти, — бормотал Баранов. — Так надо.

— Толя! Ну что ты делаешь? А вдруг ты не оживешь?

— Оживу, — с безумной улыбкой сказал Баранов. — А если и нет — игра стоит свеч!

Весь этот день Баранов только тем и занимался, что шмякался с балкона. На службу он не пошел. Жена же его занималась главным образом тем, что не пускала на балкон маленьких детей, которым сразу же захотелось делать то же, что и папка. Самого маленького она все же не устерегла и поймала в последнюю минуту, в воздухе.

Когда семья села ужинать, Баранов, видимо совершенно оглушенный, пришел домой, лег на диван и стал блаженно смотреть в потолок.

— Ах, Маша… — вздыхал он. — Если бы ты знала, какая это роскошь.. Смерть! Нет, вы не знаете. Земные черви. Мне жаль вас.

— Толя, — сказала жена отсыревшим за день плача голосом. — Ну хоть поешь. И не надо больше этого… я тебя прошу. Есть в этом что-то нехорошее… я чувствую!

— А! — встрепенулся Баранов. — Ты ревнуешь меня к смерти!

— Боже, какая чушь. Ну поешь, Толя. Тебе надо есть.

— Ничего, — саркастически сказал Баранов. — Я не умру от голода.

Вдруг глаза его зажглись.

— Умереть от голода, — сказал он с энтузиазмом. — Так я еще не пробовал.

— Нет! — вскричала жена. — Это слишком долго… и мучительно.

— Да… ты права, — с сожалением согласился Баранов. — Это слишком скучно. А вот скажи-ка мне… у нас есть бензин? Спички на кухне…

Жена Баранова снова заплакала.

На работу Баранов ходить перестал, потому что все рабочие инструменты вплоть до кульманов интересовали его теперь только как орудия членовредительства.

Откуда-то он припер канистру серной кислоты и теперь по ночам на кухне стопками опочинивал ее со зверским кряканьем. Жена уговаривала его, чтобы он в виде компромисса пил хотя бы метиловый спирт, потому что соседи могут подглядеть эти оргии и донести, что Баранов замаскированный инопланетный шпион.

Эта идея Баранова заинтересовала. На следующее утро он исчез, оставив записку, что пошел сдаваться в КГБ, но ничего им не скажет. Что там с ним творили, одному богу известно, и Баранов об этом не рассказывал, но через месяц он явился домой совершенно осоловевший и два дня подряд не кончал с собой, а только лежал на диване, блаженно вздыхал и сладко щурился, глядя на потолок. Видимо, в КГБ наконец уразумели, что это провокация.