Похождения Тома Соуэра - [24]

— Я согласенъ, Гекъ. Это самое лучшее. Возьмемся за руки и произнесемъ клятву въ томъ, что…

— О, нѣтъ, этого мало для такого случая. Это годится въ пустыхъ, обыденныхъ вещахъ… особенно съ дѣвочками, потому что онѣ все равно какъ-нибудь да выдадутъ васъ и выболтаютъ все, если расхорохорятся… Но въ такомъ важномъ дѣлѣ, какъ это, надо, чтобы было написано, и кровью.

Томъ одобрилъ такую мысль всей душою. Кругомъ было глухо, темно, страшно; время, обстоятельства, все окружающее соотвѣтствовало дѣлу. Онъ нашелъ чистую щепочку, лежавшую въ полосѣ луннаго свѣта, досталъ кусочекъ сурика изъ кармана, подсѣлъ такъ, чтобы свѣтъ падалъ на его работу, и съ усиліемъ вывелъ слѣдующія строки, прикусывая себѣ языкъ при каждой чертѣ внизъ и разжимая зубы, когда велъ черту кверху:

Гекъ Финнъ и

Томъ Соуеръ клянутся,

что будутъ молчать

на счетъ этого, и пусть

они погибнутъ безъ пути,

если когда-нибудь вздумаютъ.

Гекльберри пришелъ въ восхищеніе отъ графическаго искусства Тома и возвышенности его слога. Онъ вытащилъ булавку у себя изъ полы и хотѣлъ уколоть себѣ палецъ, но Томъ воскликнулъ:

— Стой! Не дѣлай этого. Тутъ можетъ быть зелень.

— Какая такая зелень?

— Ядовитая. Вотъ какая. Попробуй-ка проглотить ее, и тогда увидишь.

Онъ развернулъ послѣ этого нитку съ одной изъ своихъ иголокъ, и оба мальчика надкололи себѣ ею большой палецъ и выдавили изъ него по капелькѣ крови. Потомъ, долго налаживаясь, Томъ успѣлъ начертить начальныя буквы своего имени, употребляя мизинецъ вмѣсто пера, научилъ Гекльберри какъ вывести «Г» и «Ф», и дѣло съ клятвой было покончено. Они зарыли щепку у самой стѣны, съ какими-то очень страшными обрядами и заговорами, и стали увѣрены, что уста ихъ отнынѣ скованы и ключъ отъ этихъ оковъ заброшенъ.

Какая-то тѣнь проскользнула черезъ проломъ на другомъ концѣ полуразрушеннаго зданія, но мальчики не замѣтили ея.

— Томъ, — спросилъ шепотомъ Гекльберри, — что же, благодаря этому, мы уже должны никогда не проговориться?

— Разумѣется, что бы тамъ ни случилось, мы должны держать языкъ за зубами; иначе погибнемъ, развѣ не знаешь?

— Да… понимаю, что такъ.

Они перешептывались еще нѣсколько времени. Вдругъ какая-то собака завыла протяжно и страшно, близехонько, шагахъ въ десяти отъ нихъ. Мальчики прижались другъ къ другу, цѣпенѣя отъ ужаса.

— На котораго это изъ насъ она? — едва могъ выговорить Гекльберри.

— Не знаю… Выгляни въ щель… Поскорѣе!

— Нѣтъ, Томъ, ты самъ!

— Не могу… не могу я, Гекъ!

— Пожалуйста… Вотъ она опять!

— О, слава Богу, я радъ! — прошепталъ Томъ. — Это Буль Гарбизонъ [2].

— Ну, это хорошо… А то я уже перепугался до смерти, Томъ. Я думалъ, что это бродячій песъ.

Собака завыла опять. Сердце у мальчиковъ снова упало.

— Слушай, это не Буль Гарбизонъ! — шепнулъ Гекльберри. — Взгляни, Томъ!

Томъ, дрожа отъ страха, согласился и приложилъ глазъ къ щели. Онъ проговорилъ едва слышнымъ шепотомъ:

— О, Гекъ! Это бродячая собака!

— Скорѣе, скорѣе, Томъ! На кого она?

— Гекъ, на обоихъ насъ! Вѣдь мы совсѣмъ рядомъ.

— О, Томъ, не сдобровать намъ, значитъ! И я знаю, про себя-то, куда попаду. Я такой дурной.

— Ахъ, что дѣлать! Все это отъ игры въ карты, да оттого, что дѣлаешь то, что запрещаютъ именно дѣлать. Я могъ бы быть такимъ хорошимъ, какъ Сидъ, если бы только захотѣлъ… Да нѣтъ, не могло мнѣ захотѣться, разумѣется. Но если это только пронесетъ теперь мимо меня, обѣщаюсь начать такъ долбить въ воскресной школѣ…

И Томъ принялся слегка всхлипывать.

— Ты себя считаешь дурнымъ! — сказалъ Гекльберри, тоже начиная всхлипывать. — Да ты, Томъ Соуеръ, передо мной одна сласть! О, Боже мой, Боже, хотѣлъ бы я хотя на половину имѣть. столько хорошаго за свой счетъ…

Томъ отступилъ назадъ и прошепталъ:

— Смотри, смотри, Гекъ! Она стоитъ къ намъ задомъ!

Гекъ взглянулъ съ радостью на душѣ.

— И вправду! Ахъ, дьявольщина! А прежде какъ?

— Да и прежде. Только я, дуракъ, не подумалъ объ этомъ. Ну, это отлично, ты знаешь. Но на кого же она?

Вой прекратился, но Томъ навострилъ уши.

— Шшъ!.. — прошепталъ онъ. — Что такое?

— Какъ будто… свинья хрюкаетъ… Нѣтъ, это кто-то храпитъ… Томъ.

— Да?… Но откуда это слышится, Гекъ?

— А съ того конца, кажется. Оттуда доносится, будто… Отецъ захаживалъ, бывало, сюда ночевать съ свиньями, но только, прахъ побери, если уже онъ храпитъ, то вещи съ мѣста сдвигаетъ. Къ тому же, я знаю, онъ не воротится въ нашъ городокъ никогда.

Духъ предпріятій снова воскресъ въ душѣ мальчиковъ.

— Гекъ, ты рѣшишься пойти, если я тебя поведу?

— Не очень-то хочется, Томъ. Что если это Инджэнъ Джо?

Томъ поколебался. Но искушеніе усиливалось и мальчишки рѣшились пойти съ условіемъ, что пустятся бѣжать, если храпъ замолкнетъ. Они стали красться на ципочкахъ, слѣдуя одинъ за другмъ. Въ пяти шагахъ отъ храпѣвшаго, Томъ наступилъ на дощечку и она переломилась съ трескомъ. Спавшій простоналъ, поежился и повернулъ лицо такъ, что луна его освѣтила. Это былъ Меффъ Поттеръ. Когда онъ зашевелился, у мальчиковъ замерло сердце, ноги приросли къ полу, но теперь они успокоились, выбрались на ципочкахъ вонъ, черезъ проломъ въ досчатой стѣнѣ и остановились, немного отойдя, чтобы распроститься. Въ ночномъ воздухѣ пронесся снова протяжный, жалобный вой. Они оборотились и увидали, что бродячая собака стоитъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ Поттера, прямо къ нему своей мордой, вздернутой кверху.