Похождения скверной девчонки - [61]

— Я прекрасно понимаю ту девушку, — произнесла она ледяным тоном. — Твой друг часто бывает… Не знаю, как лучше сказать по-английски… Навязчивым, утомительным… Когда мы проводим время вместе, я нередко чувствую себя так, словно попала в тюрьму. Он не оставляет мне даже узенькой щелочки, чтобы быть собой, чтобы свободно дышать. Кроме того, он постоянно тянет ко мне руки, трогает меня. А ведь я не раз пыталась ему втолковать, что здесь, в Японии, не принято так откровенно выражать свои чувства на публике.

По тону Мицуко я понял, что трещина в их отношениях гораздо глубже, чем она признается. Прилюдные поцелуи и поглаживания, наверное, опротивели ей не меньше приставаний наедине, так что она просто возненавидела Толмача.

— Так ты считаешь, что я сама должна поговорить с ним?

— Не знаю, Мицуко, тут я не готов давать советы, вопрос слишком личный. Мне важно одно — избавить друга от страданий. По-моему, если уж ты не хочешь продолжать ваши отношения и решила порвать с ним, то лучше сделать это побыстрее. Потом будет гораздо труднее.

На прощание она снова долго извинялась, исполнив весь ритуал учтивости. Я же чувствовал себя скверно, меня эта история по-настоящему огорчала. Я предпочел бы избежать разговора с Мицуко, то есть ничего не ведать о том, что моего приятеля, которому снится волшебный сон, очень скоро разбудят и сбросят с небес на землю. К счастью, мне не пришлось долго сидеть одному. Вскоре в дверях кафетерия появилась Курико, я поспешил ей навстречу, с облегчением покинув дымный зал. На Курико был светлый дождевик в клеточку, шляпка из той же ткани, темные фланелевые брюки, свитер гранатового цвета с высоким воротником и спортивные мокасины. Лицо ее было еще свежее и моложе, чем накануне. Девушка сорока с лишним лет. Стоило ее увидеть, как все мои печали как рукой сняло. Она первая подставила губы для поцелуя, чего раньше никогда бы себе не позволила — инициатива всегда исходила от меня.

— Значит, так. Я покажу тебе синтоистские храмы, самые красивые в Токио. Там повсюду свободно разгуливают лошади, петухи, голуби. Их считают священными — якобы это реинкарнации. А завтра поедем в храмы дзен, посмотрим песочные сады и скалы, которые монахи каждый день разравнивают и строят заново. Они тоже чудесные.

Целый день мы пересаживались с автобуса на автобус, потом — на метро и несколько раз брали такси. Мы заглядывали в храмы и пагоды, посетили огромный музей, где имелись перуанские гуако,[87] но не подлинные, как и указывала табличка, — заведение уважало принятый в Перу запрет на вывоз из страны предметов, представляющих археологическую ценность, поэтому оригиналов здесь быть не могло. Но я довольно рассеянно скользил глазами по тому, что мне показывали, все мои пять чувств были сконцентрированы на Курико, которая все время держала меня за руку и выглядела непривычно ласковой. Она шутила и кокетничала, от души смеялась, и глаза у нее вспыхивали всякий раз, когда она шептала мне на ухо: «Ну-ка, скажи еще одну глупую красивость, пай-мальчик». А я только рад был во всем ей потакать. Ближе к вечеру мы зашли в кафе при Антропологическом музее, сели за стоящий особняком столик и заказали сэндвичи. Она скинула свою шляпу в клеточку и пригладила волосы. Теперь они были пострижены довольно коротко, так что не мешали любоваться прекрасной шеей, по которой зеленоватой змейкой вилась жилка.

— Слушай, кто тебя не знает, решил бы, что ты в меня влюблена, скверная девчонка. Не припомню, чтобы за все время нашего знакомства — с тех пор как в Мирафлоресе тебе пришло в голову выдавать себя за чилийку, — ты еще когда-нибудь была такой милой и ласковой.

— Кто знает, может, я и вправду влюбилась в тебя, только вот сама пока об этом не догадалась, — сказала она, и рука ее скользнула по моим волосам. Потом она приблизила лицо, чтобы я заглянул в насмешливые и дерзкие глаза. — А если я сейчас признаюсь, что так оно и есть и что я даже подумывала, не соединиться ли нам?

— Меня сразу хватит инфаркт — прямо тут и рухну без чувств. Ну так как, Курико, любишь ты меня или нет?

— Я страшно рада, что мы сможем видеться каждый день, пока ты будешь в Токио. Я все прикидывала, как устроить дело так, чтобы нам с тобой встречаться почаще. И рискнула поговорить с Фукудой. Видишь, получилось все преотлично.

— Великодушный гангстер дал тебе позволение показать соотечественнику красоты Токио. Ненавижу твоего Фукуду, будь он проклят. Я бы предпочел не знакомиться с ним и никогда его не видеть. Сегодня вечером мне предстоит тяжелое испытание — любоваться на вас двоих. Могу я попросить тебя об одолжении? Ради бога, не прикасайся к нему и не целуй его в моем присутствии.

Курико рассмеялась и закрыла мне рот ладонью.

— Молчи, глупый, он никогда не позволит себе ничего подобного — ни со мной, ни с другими женщинами. И вообще ни один японец так себя не ведет. Здесь существует неодолимая граница между тем, что делается на людях, и тем, как ведут себя наедине, понимаешь, самые естественные для нас вещи японцев шокируют. Фукуда не такой, как ты. Он обращается со мной как со своей служащей. Иногда, правда, и как со своей шлюхой. А вот ты — что правда то правда — всегда обращался со мной как с принцессой.