Похождения Шипова, или Старинный водевиль - [12]
«Сейчас спросит про меня, — съежился Шипов. — Как я в нумерные попал…»
Но Гирос и на этот раз ни о чем не спросил.
Приведя себя в порядок, они отправились к гостинице «Шевалье», где приговоренный граф ждал с нетерпением своего нового знакомца.
Любо-дорого было смотреть, как они шли по Большой Дмитровской, два наших следопыта. Один — высокий, черноволосый, в черном пальто, из-под которого показывались узкие, по новой моде, серые панталоны, в клетчатом картузе; другой — пониже ростом, в гороховом пальто и в черном котелке. Возле дома Пуаре они приостановились, потоптались у подъезда, поговорили о чем-то и пошли к Газетному переулку.
Гостиница «Шевалье» встретила их шумом, криками, конским ржанием. У крыльца стояло несколько возков, саней, из которых выходили богато одетые люди, и швейцар помогал заносить вещи, и гостиничные мальчики крутились тут же, хватая то корзины, то баулы, то чемоданы, и кучера задавали лошадям овса, — видимо, приехало большое семейство. Часть господ была уже внутри здания, а несколько молодых горничных метались среди экипажей с распоряжениями мужикам, что взять сначала, а что потом. И уж такие они были хорошенькие, такие тонкие и славные, так прелестно и со вкусом одеты, что, наверно, уж очень хороши были их господа.
Девицы тотчас заметили, что они произвели впечатление, стали пуще распоряжаться, звонче кричать, да ко всему еще и смеяться. Они, конечно, смеялись не над Шиповым, ибо он выглядел в их глазах довольно симпатичным со своими соломенными бакенбардами и зелеными глазами, а смеялись они просто от молодости и потому, что увидели в этих зеленых глазах восторг и это им было приятно.
Когда же Шипов опомнился, Гироса рядом не было. Видимо, компаньон уже пил с графом утренний кофей. Тут Михаил Иванович несколько заметался, сконфузился: надо было либо уходить прочь и, как уж повелось, все предоставить находчивому Гиросу, либо наниматься в нумерные, как было обговорено. Но судьба распорядилась по-своему. Дело в том, что одна из горничных, а именно смуглая, черноглазая и красногубая, все чаще и чаще взглядывала на остолбеневшего Шилова и вдруг крикнула другой, той, что посветлее:
— А барин-то на тебя ведь глядит!
— Уж и на меня! — откликнулась светленькая. — На тебя, на тебя…
— А барин-то душенька!
— Московский, — засмеялась светленькая. — А ты у них спроси: может, они потеряли чего?
«Ах, холеры! — изумился Шипов. — Никакой скромности. Бойкие, уточки».
— Вы чего ищете-то? — спросила черненькая. — Высматриваете чего?
— Бонжур, — сказал Шипов и приподнял котелок. — Больно ты бойкая. А не боишься, как я тебя вечерком встречу, а? А ведь у нас с тобой может вполне тре жоли получиться… Не боишься?
— Ой, — вскрикнула светленькая и залилась смехом. — Ну и Москва!
А у черненькой даже сквозь смуглоту пробился румянец.
— Вы бы вон баульчик поднесли, что ли, — сказала она, смеясь.
Шипов тут же очутился рядом, словно перелетел по воздуху.
— А что нам за это?
— Да несите уж, — сказала светленькая.
Он мигнул ей и так легко помчался с тяжелым баулом на плече по лестнице, по ковру, на второй этаж. Там кто-то велел свалить баул в общую кучу вещей, громоздившихся перед дверью в нумер, и Михаил Иванович, сгорая от нетерпения, заторопился вниз. Занятый мыслями о черненькой красотке, он и не заметил, как из-за колонны высунулось чье-то круглое внимательное лицо.
Вещей в санях оставалось совсем немного. I — А что нам за это будет? снова спросил Шипов.
— А вот еще сундучок снесите, — засмеялась черненькая. — Аи устали?
— Видать, воронежские, — сказал Шипов, тяжело дыша, — больно на язычок востры. — А сам подумал: «Ну куды Матрене до этой-то!»
— Воронежские, воронежские, — сказала светленькая, — а может, тверские…
Он уже не бежал вверх по лестнице — сундучок давил на плечи. Наконец он добрался до дверей нумера и опустил свою ношу. И вот когда, взъерошенный и взопревший, возвращался он назад, из-за колонны высунулось недоброе и насмешливое лицо частного пристава Шляхтина.
Сердце Михаила Ивановича дрогнуло.
«Не надо было, шерше ля фам, с девицами играть! — горько подумал он. Теперь непременно призовут, скажут: такой-разэдакой, горничных шшупаешь, а мы тебе деньги за что платим?.. Эх, мезальянс вышел!»
Но он не подал виду, что узнал пристава, и вывалился на крыльцо. Перед входом никого уже не было. Возвращаться искать черненькую Шипов не рискнул. Сетуя на жизнь, он скользнул за угол и побежал подальше от греха.
Но тревога делала свое дело, и вот в голове секретного агента возникла спасительная мысль, и вот уже она облеклась в плоть и кровь, а ноги сами понесли, и не просто так, куда-нибудь, а прямо по назначению.
«Теперь главное чего? — думал Михаил Иванович, торопливо шагая. — А того, чтобы самому успеть раньше частного пристава депеш отбить их сиятельству».
И вот, пристроившись на уголке стола в доме знакомого писаря, спросив чернил, бумаги и перо, он, попыхтев, сочинил письмо, которое призвано было посрамить частного пристава Шляхтина, буде он начнет жаловаться на нерадивость секретного агента, который, вместо того чтобы следить за графом, носится среди неизвестных девиц, тратя казенные деньги.
