Похождения проклятых - [5]

— Прощаем, — вставил я. — Об этом еще Константин Леонтьев писал. И об избранных, которых все меньше и меньше, и о трех человеках тоже. И о том, что православная церковь может даже в Китае оказаться, вместо России.

— Вот именно! — почему-то обрадовался Алексей. — Как она вышла из Византии, осев на некоторое время передохнуть в Третьем Риме — Москве, так и пойдет дальше… А куда? Одному Господу ведомо. Не сила России нужна православию, а наоборот. Церковь жила долго без России, и если Россия станет недостойна — она найдет себе новых и лучших сынов. А православие здесь может иссякнуть очень быстро, поверьте мне. Знаете ли, как скоренько, за три дня развалился Советский Союз?

— Что-то слышал, — ответил я. — Писали в Московском комсомольце. Я, правда, это время проспал, пьян был.

— Саша! — одернула меня Маша. Она не могла не налюбоваться своим новым женихом.

— Ничего, пусть, — улыбнулся тот. — Мне даже нравится. К серьезным вопросам нельзя подходить предельно серьезно, а то скулы сведет. Доля веселья должна быть во всем, вплоть до смертного одра. Так вот. Церковь может быть поколеблена столь же быстро и практически неожиданно для многих. Потому что подтачивается изнутри.

И рухнуть может мгновенно. Как Советский Союз, прости, Господи, за такое не политкорректное и глупое сравнение. Но не будет в России Церкви — и страна погибнет. Слышали о Великой Дивеевой Тайне?

— Краем уха, — сказал я, хотя, честно говоря, ничего не слышал.

— В бумагах отца Павла Флоренского было найдено кое-что очень интересное. Эти записи были им, судя по всему, скопированы с бумаг Нилуса, а тому они перепали от Мотовилова, которому довелось часто беседовать с преподобным Серафимом Саровским. Старец однажды в Дивеево признался ему в том, что… — тут Алексей понизил голос, оглянулся зачем-то на входную дверь: — Россию ждут великие бедствия. И связаны они, насколько мы теперь понимаем, не только с большевистской чумой. Хотя и с ней тоже.

— Хм-м… — пожал я плечами. — Эка невидаль! Спроси у меня, что ждет Россию в будущем, и я отвечу: сплошные несчастья, к гадалке не ходи. Так уж, видно, у нас на роду написано.

— Вы недопонимаете, — мягко укорил меня Алексей. — Когда старец говорил о грядущих скорбях, о том, что архиереи русские так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих эпохи Феодосия Юнейшего, он имел в виду именно наше время. Наши дни.

И при этих словах он вновь посмотрел на дверь, затем — на окно, а после еще и на потолок, будто где-то там притаилось что-то враждебное и таинственное. Невольно и мы с Машей также поглядели на потолок, на окно и на дверь. После короткой паузы Алексей шепотом продолжил:

— Серафиму Саровскому было положено прожить намного более ста лет. Он знал об этом, потому что ему было это открыто Господом. Но знал он также и о том, что произойдет с Россией. И он три дня и три ночи молил Бога, чтобы тот лишил его Царствия Небесного, но нас помиловал. Нас, всю Россию. Но Господь ответил ему: не помилую! Слишком уж мы все тут онечестивились, включая церковных архиереев. И их-то даже в первую очередь. Но преподобный продолжал молить. И тогда Господь решил так. Он возьмет его из жизни до срока, до естественного конца земной жизни, и воскресит в нужное время, как воскресил семь отроков в пещере Охлонской. Именно в нужный день, когда России станет совсем уж невмоготу. Когда преподобный старец станет ходить среди нас и спасать наши грязные сердца и души.

— Вот, значит, к какому соглашению пришли… — пробормотал я, хотя мне было сейчас вовсе не до шуток.

Что-то странное и таинственное разливалось в воздухе, подобное парному молоку или густому туману. Я не мог понять: то ли мне мерещится, то ли за спиной Алексея, который сидел за столом в углу, действительно кто-то стоит? Наверное, я слишком переутомился и не выспался. Да и дьявольская луна постоянно заглядывала через окно в комнату, будто прислушиваясь к нашему разговору. Маша была бледна. Впрочем, у меня не слишком хорошее освещение. А Алексей как-то выжидающе смотрел на меня. Борода его отливала серебром. Молчание наше тянулось довольно долго.

И неожиданно тишину нарушил резкий телефонный звонок среди ночи.

3

— На-чи-на-ет-ся! — раздельно произнесла Маша.

— Не снимайте трубку, — добавил Алексей.

— Кой черт? — отозвался я и пошел к телефону.

Второй сбежавшей невесты у меня нет, поэтому я не предполагал, кто еще может меня разбудить в эту ночь? Но было как-то не по себе. Словно меня ожидал зубной врач со своими инструментами. Однако когда я снял трубку, этот зубной врач оказался каким-то малоразговорчивым. И придуроковатым…

— Ну? — нетерпеливо спросил я.

— Че ну? — отозвались на том конце. Хрипло.

— Это я спрашиваю: ну че?

— Ты это… Кончай гнать. Тебе мало, что ли, вломили?

— Когда?

— Че когда? Совсем оборзел, что ли? Не лепи дуру-то.

— Какую?

— Во дает! Еще спрашивает. Баран.

— Кто баран?

— Ну не я же? Фуфель начищу.

Разговор становился все более интересным. Главное — репрезентативным, как нынче и принято. На том конце провода хохотнули.

— Толяна разбуди, — сказал тот же хриплый бас.

— Сщас, — ответил я. — Где я его тебе возьму? Тормози-ка. Ты вообще куда звонишь-то, брателло?