Похождения поручика Ржевского - [15]
— В этой фразе ключевое слово «пока», Маланьюшка, — сказал с назидательной ноткой Макс. — Поверь, через месяц ты по-другому заговоришь. Сама будешь ходить как барыня. Глядишь и замуж вдруг выскочишь!
— Што в том замужестве хорошево-та? Суета одна да криводушие. Уж я-то знаю, нагляделась на Липу с ее Лексеем Иванычем…
— Давай подробности, — хохотнул Макс, занимаясь приготовлением кофе.
— Подробности те? На милай, учись. Бывало, токо Лексей-то за порог ступит, а к Липке гоголь катит, усами шевелит. Ухватит ее за бока да в спаленку. То-то визгу оттуда, стонов да стуков! Потом на кухне сидят красные да кофием отпаиваютца…
— Н-да, бедный Алексей Иванович…
— Беднай? Хе, хе… Не знаю што на стороне, а дома стоит Липке уйти, как он мя за тити схватит да в ту жа спаленку тащит. Так накидывалса, будто век бабьих телес не мял да манды не имал…
— Кха, кха, — закашлял Городецкий, но добавил: — Сладок запретный плод, давно сказано…
— Пожалуй што так, — согласилась Маланья. — Слабоватый был мущщина Лексей Иваныч, не то, что дворник наш Федька, а мне нравилось все жа с ним барахтатца. Млела и все… А щас гляжу на тя с Лизкой и чаю: с какова теста ты сделан-то? Девка млет прямо, на все готова, а ты не мычишь, не телишса. Ты не думай, она уж откупорена, упиратца шибко не будет. При том чиста да ласкова, какова рожна те ищо нада?
Макс вскинул на нее ошалелые глаза и спросил первое, что пришло в голову:
— Тебя же барыня оставляла нас сторожить? Вот так сторож, елки зеленые!
— Коли б ты насильничать яе стал, я ба вмяшалась! А коль все ладком у девки с парнем идет, што путатца?
— Я не могу на ней жениться, — сказал Макс. — Мне тут еще жить и врастать корнями в общество, а при жене-мещанке со мной перестанут разговаривать. К тому же большой любви у меня к Лизе нет.
— Видать шиш тя не больно донимат, — усмехнулась Маланья. — Тогда ладно, живи поманеньку. С девкой тока этой не трись больши. Пущай себе жениха толковова ищет.
И вышла с кухни. Городецкий же стал было пить кофе, но тот показался ему таким невкусным, что он выплеснул его в помойное ведро.
Обедать он пошел в тот самый «Балчуг» — в надежде, что встретит там толстячка-боровичка по фамилии Хохряков. Интуиция подсказывала ему, что бодрячок этот не прост и весьма много знает о замоскворецких воротилах, а может он и вхож к некоторым. По дороге он стал невольно вспоминать разговор с Маланьей, крутя головой.
«Шиш» на самом деле его очень донимал, и он не раз едва удерживал себя от того, чтобы не прильнуть к кокетливой «Элиз». Останавливала его простая мысль: а что я буду делать с ней потом, после вакханалии? Она ведь не путана и к тому же моя деловая партнерша.
Психанет после моего охлаждения и бросит все к чертям! Я-то переживу и в другую авантюру пущусь, а ее благополучие накроется медным тазом. А девушка она замечательная, правильная… Деньги у нее появятся, круг знакомых расширится да станет покачественнее и тогда в поле зрения обязательно появится достойный ее любви мужчина. Будут, конечно, и обычные ловцы приданого, но она же не полная дура, сумеет поди отличить волка от агнца? С другой стороны, любовь слепа: сколько в истории и искусстве примеров безрассудной женской доверчивости… По крайней мере, я тут буду уже не причем.
Глава двенадцатая
И снова Хохряков
Хохрякова он увидел сразу, как вошел в ресторан «Балчуга». Верный своей привычке тот сидел в кресле и читал перед обедом «Московские ведомости». Макс подошел и скромно сел на соседнее кресло, дожидаясь конца этой читки, но периферийное зрение замоскворецкого жителя оказалось острым.
— Это опять вы, сударь! — воскликнул толстячок. — Извините, в этот раз я газету вам не уступлю, но только потому, что уже ее дочитываю.
— Я не ради газеты сюда пришел, — возразил Городецкий, — а желая увидеть вас и поговорить.
— Это чудо из чудес! — опять воскликнул бодрячок. — Высокообразованный дворянин ищет встречи с заурядным мещанином! Наверно, завтра пойдет ливень, и Москва-река выйдет из берегов.
— Ваша экспрессия — вот подлинное чудо, — улыбнулся Максим. — Ни один из моих новоявленных московских знакомых ей не обладает.
— Но зачем я вам понадобился? — удивился Хохряков.
— Вы живете в средоточии столичного богатства, — начал попаданец. — Причем не мертвого капитала, воплощенного в хоромы, драгоценности и предметы искусства, а живого, подвижного. А в силу своей исключительной живости вы наверняка знакомы со многими владельцами этого богатства, то есть с замоскворецкими купцами.
— Я знаю всех этих нуворишей, — с апломбом подтвердил Хохряков, — да вот беда: мало кто из них знает меня!
— Это не так важно, — заявил Городецкий. — Позвольте мне угостить вас обедом, за которым вы расскажете мне о тех персонах, про которых захотите рассказать.
— Витиевато вы подкатываете, — рассмеялся абориген, — но мне по нраву. Тем более что я люблю поговорить. Напомните мне ваше имя.
— Максим Городецкий. Пробую стать литератором.
Кое-кто может удивиться: почему было не назваться журналистом?
«Молву» достаточно широко стали читать в Москве, а журналист Городецкий стал же почти звездой! Но в тогдашних московских изданиях было не принято подписываться своей фамилией, все шифровались под псевдонимами. У Макса было аж три псевдонима: в разделе «Картины будущего» он подписывался как «Телегид», в «Психотипах» как «Психотерапевт», а в «Гороскопах» как «Прорицатель» — простенько и сердито.
Многие века обжили российские попаданцы. Только веку галантному как-то не повезло: прискорбно мало было там наших парней. Добавим одного на разживу, а там лиха беда начало — косяком пойдут.
"Что будет после нас? Хоть потоп...." - молвила некогда мадам Помпадур. "Вот уж хренушки...." - решил Сашка Крылов, попавший негаданно в компанию к благородным господам и дамам. - Ваша беспечность нам слишком дорого обошлась. Буду поправлять....".
Приключения попаданца в революционной Франции в 1795-97 годах… Книга «Еще один баловень судьбы» Николая Федоровича Васильева относится к разряду тех, которые стоит прочитать. Созданные образы открывают целые вселенные невероятно сложные, внутри которых свои законы, идеалы, трагедии. Замечательно то, что параллельно с сюжетом встречаются ноты сатиры, которые сгущают изображение порой даже до нелепости, и доводят образ до крайности. Чувствуется определенная особенность, попытка выйти за рамки основной идеи и внести ту неповторимость, благодаря которой появляется желание вернуться к прочитанному.
Приключения попаданца в полумагическом средневековье (с элементами стимпанка и эротики).
Полный вариант повести, известной в «Самиздате» как «История жизни господина Н.».
Приключения московского мажора в предвоенной (30-е годы) Франции, Англии и Германии.
Обустроил хомяк-царевич свою норку и наружу выглянул: где, что лежит плохо, чтобы переложить это хорошо. Продолжение жизнеописания царевича Ивана Ивановича, старшего сына Грозного царя, и его друзей на чудесном острове. Будет толика путешествий, много бытовухи на уровне строительства государства и совсем-совсем чуточку любви. Гаремы тоже будут, может быть, но все какие-то не сексуальные. Всего лишь, как форма семейных отношений. А может, даже таких ГГ жена не позволит. Сковородка в руках супруги — великая сила, знаете ли.
Ранним утром в круглосуточный магазин на окраине Сеула входит девушка. У нее разбит нос, щека порозовела, как от удара, на внутренней стороне бедра сквозь синяки виднеются татуировки. Этой девушке, Ко Ынсе, предстоит пережить еще не одно утро субботы, провалившись во временную петлю из воскресенья назад в субботу 7 июня. За восемь суббот она станет участницей ужасающих событий, попытается спасти жизнь девушке, раскроет убийцу и тайную секту, обретет настоящих друзей, влюбится и примет себя такой, какая она есть.
Жизнь Марианны похожа на сказку, но отнюдь не добрую, – чем дальше, тем страшнее. Всему виной – проклятье цыганки, повстречавшейся девушке на перроне железнодорожной станции. А что, если встреча эта не случайна и вся ее жизнь подчинена чьему-то заранее продуманному плану? И проблемы в личной жизни, и несчастный случай, покалечивший ее, и необъяснимые провалы в памяти, и таинственный Вихрь – помеха в информационном поле, который пытается отыскать молодой ученый Константин, – все это части одной мозаики. Жестокая цыганка, мальчик-андрогин с на редкость не подходящим ему именем, призрачная девочка, обитающая по ту сторону зеркал, что зовет себя Марийкой, популярный рэп-музыкант и некая Бусинка, сущность из недр земли, – все связаны между собой невидимой нитью.
Когда на кону стоит жизнь твоего ребёнка, согласишься на всё, чтобы его спасти. И даже на сделку с дьяволом. Высшая сущность отправила меня с практически невыполнимой миссией в мир четырёх башен, где властвуют кланы аристократов и правит родовая магия. И теперь передо мной стоит задача не только развить в себе Силу, но и подмять этот мир под себя, чтобы лишить его самого главного взамен на жизнь дочери. Примечания автора: Место действия романа: г. Санкт-Петербург в альтернативной Российской империи XXI века.
Третья книга о приключениях нашего современника в период Гражданской войны. Суровые годы приходят борьбы за свободу страны… Самое трудное жить во время перемен, а я попал в самое горнило распри, застрял на крутом переломе. Эпоха Доблести, Подвигов и Славы подходит к концу и на смену ей идёт эпоха Подлости, Коварства и Предательства. Восходит Солнце Нового Мира и под его жуткими лучами гибнет всё героическое и культурное. Начинается новая Эра культа "кухарок", Серости и Посредственности. И что тут можно предпринять?
Раз в триста лет на Земле рождается девушка, которую в Дракардии называют Ирана. Если оборотень съест ее плоть – станет сильнее. Если наделенный магией выпьет ее кровь – обретет вечную жизнь. А если Ирану в жены возьмет дракон, то на свет появится легендарный Орникс, наделенный могущественной силой, который проживет больше трех веков. Оборотни и колдуны могут разделить жертву между всеми членами своих кланов, но вот дракону она может достаться только одному. Ведь цена рождения Орникса – жизнь девушки. Раз в три столетия в Дракардии разгорается настоящая война за право убить Ирану.