Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе - [39]

Гришка схватил Квачи за руку и втащил в ту самую комнату, где скрылась царская семья.

— Святой отец!

— Мои миленькаи! Мама! Папа! Алеша!

Обнялись крепко-крепко и долго лобзали друг друга.

— Вот миленькаи-то возрадовали мине и Боха! Как ездили-то? А мама здорова, Алеша тоже. А ты, Николаша, маленько того!.. Дай Бох! Дай-то Бох!.. А я вот маво хранителя и спасителя князя Аполончика привез показать. Ха-арош, о-о, как хорош! А как молится- то круто, как молится-то прытко! Его надоти ласкать, миленькаи, так хочу я! Да, я! Да! — потом обернулся к наследнику:— Алеша, подь до миня! — посадил царевича на колено, обнял и пощекотал, посмеялся и рассмешил.

Государь и государыня подали Квачи руку и горячо поблагода­рили за спасение святого Григория.

Квачи почтительнейше поцеловал обоим руку.

Николай улыбался так, словно испытывал неловкость.

— Ваша фамилия, князь?

Квачи собрался с духом:

— Квачантирадзе, государь!

— Что происходит на Кавказе?

— Была большая смута, государь. И среди нас появились послан­цы нечистой силы. Но мы, твои верноподданные, не устрашились, сразились с ними и одолели...

И Квачи описал государю и государыне свои деяния: и про бом­бу, и про обстрел, и про отравление, но — благодаренье Всевышне­му! — провидение сохранило ему жизнь, дабы еще раз испытать на преданность престолу и России.

— Вот и вчера провидение послало вам новое испытание!..

— Да, государь. Я готов каждый день доказывать мою предан­ность.

— Спасибо, князь, спасибо! Не забуду вашей службы. А теперь, скажите: как вы полагаете, Кавказ уже успокоился?

— Не совсем, но... Не извольте беспокоиться, государь! Нас мно­го на святой Руси, преданных вам и единому Господу. Крепко обо­притесь на наши плечи, они сильны и выносливы. Мы пойдем все вперед и вперед, легко и радостно неся престол на своих плечах!

Осунувшийся, хмурый и печальный царь обнял Квачи, уронил слезу ему на грудь, и не одну, и, чтобы укрепить свое робкое серд­це, проникновенно повторял:

— Спасибо, князь, спасибо!.. Хорошенько оберегайте нашего святого отца! И будьте осторожны, князь, у нас много врагов...

— Я же сказал, Николаша, что его надоть обласкать,— вмешался Гришка.— Верни Аполончику княжеское звание, Николаша. Сам только что Аполончика князем назвал. А слово царя — закон.

Николай покраснел.

Квачи поспешил успокоить его:

— Государь! Княжеский титул Квачантирадзе получили еще в седьмом веке. В восьмом веке мой предок был главнокомандующим грузинского воинства. С тех пор у грузинских царей четырнадцать Квачантирадзе были советниками и католикосами. В восемнадцатом веке турки разрушили нашу крепость и замок. Сравняли с землей и сожгли. Тогда же пропали фамильные архивы со старинными цар­скими грамотами и регалиями. Весь Кавказ знает, что мы родовитые князья, потому мы и не стали хлопотать о гербах и бумагах. Дворян­ское звание оставалось при нас, а большего и не надо, чтобы с честью служить Вашему Величеству...

— Хорошо...— пробормотал государь,— Пусть так! — и что-то записал в книжечку.

"Ашордия, теперь тебе цена копейка! Обесценил я тебя!" — вос­кликнул в душе Квачи.

Заговорили о делах государственных. Царь и царица — оба смот­рели на святого старца, как некогда евреи на Моисея, вещавшего с Синая Божьи заповеди.

Чего ни пожелал Гришка, что ни предложил, было принято — все пробил и провел, на всем настоял.

Только раз по какому-то поводу государь робко заметил;

— Сердце говорит мне одно, а разум другое...

Тут Гришка вскинул кулачище и изо всех сил грохнул по столу. Все в комнате задрожало.

Побледневшая государыня привстала, наследник заплакал, а царь вздрогнул и оторопел.

Гришка впился в него своим неистовым взором, долго смотрел, не отрываясь, и наконец желчно процедил:

— Ну што? Где екнуло, здеся али тут? — он приложил палец сперва к груди, а затем ко лбу.

— Здесь... Здесь екнуло... Сердце затрепетало! — дрожащим го­лосом ответил Николай и приложил палец к сердцу.

— То-то же! Когда думаешь о деле, не верь разуму. Сердце свое спроси. Сердце лучше ума.

Царица схватила Гришку за руку и припала к ней.

— Спасибо... Спасибо, святой отец!

— Хорошо... Я и впредь так буду делать,— согласился царь.

Деревенько с трудом унял плачущего царевича.

Еще долго обсуждали, обговаривали и взвешивали важнейшие и сложнейшие государственные дела.

Наконец Гришка прервал аудиенцию, которую давал царю:

— Ну, теперича гайда отселева, Аполончик! Папа, а ты не пло­шай! Чаво пригорюнился-то? Дай Бох! Сиди крепко, а жидам и бе­сам волю не давай. Да дави окаянных покрепче! Аж штоб чертям тошно было! То-то! Ну, здорово! А тебе, мамаша, апосля ищо скажу два слова. Я туточко буду, у царевен наших...

Государь и государыня милостиво попрощались с Квачи, вручили ему бесценную Гришкину жизнь и пригласили:

— Попросту, на стакан чаю и для божественных бесед.

Гришка и Квачи вышли.

В ту же минуту в комнату к царям с визгом, хохотом и вопля­ми ворвались юродивые и убогие.

— Туточко подожди, я чичас! — бросил Гришка Квачи и гало­пом припустил через весь зал.

Квачи обступили знакомые и незнакомые министры, сенаторы и придворные вельможи. Поздравили, расспросили.

Квачи понимал, как высоко вознесся в этот день. Поэтому соот­ветственно изменил свой тон и облик: выпрямился, откинул голову, собрал на лбу глубокомысленные складки и небрежным тоном дал такое интервью: