Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе - [37]

— Твой отец Силибистро пишет, что надоело ему там жить — постоянно в страхе, на люди показаться не смеет...

Квачи вскочил, нахмурился, высокий лоб избороздили морщины.

— Что мне делать, Бесо? Что делать?! Если бы я знал... Если бы мог предвидеть... Я готов вдвойне вернуть "Саламандре" те деньги. Но как предъявить теперь людям живого Силибистро?!

— Людишки что-то пронюхали, поговаривают...

— Знаю, что поговаривают. Но как показать им воскресшего по­койника? Весь мир станет потешаться надо мной. — И задумался, за­думался глубоко; наконец отрезал: — Нет, это невозможно! Возвра­щение в Кутаиси невозможно. Напиши: если хотят — пусть приез­жают сюда. Но Силибистро все равно останется в покойниках, жить он может только по паспорту Шабурянца... Завтра же, Бесо, подыщи им квартиру, где-нибудь в глухом квартале. И еще заведи в "Сала­мандре" шустрого человека, чтобы своевременно сообщил, если там что-нибудь прознают. Надо дело в зародыше удушить... А теперь ос­тавь меня ненадолго...

Он прилег на обитое штофом канапе. Собрался с мыслями: вытя­нул из спутанного клубка одну нить, за ней другую, третью,— и вско­ре перед ним раскинулась целая сеть новых комбинаций.

— Послезавтра получу от Гануса миллион... Выброшу на биржу акции "Англоросса" и сам же их тайно скуплю — пополню контроль­ный пакет... Надо придумать что-нибудь против "Космоса" — вызвать шум в прессе: акции сразу подскочат, тут-то я их и продам... Гриш­ка посодействует, напророчит... и Тане сбагрю тысяч на сто... Заодно попользуюсь Гинцем, Ганусом и Мендельсоном. Они мне счета, а я их акциями — нате вам!..

Комбинации продуманы, пора действовать.

— Алло! Кто говорит? Гинц? Приветствую Абрама Моисеевича! Слушаю вас... Что? Нет, невозможно!.. В таком случае, оставьте мне хотя бы сто акций, взамен устрою вам выгодное дело... Договори­лись... Что? Не может быть! Ха-ха-ха-ха! Выгнал?.. Спустил по лест­нице?.. Аха-ха-ха!.. Что? Вылил ему на голову? Аха-ха-ха! Вот это да-а!.. Завтра в "Аркадии"? Хорошо, буду... Вместе с Еленой? Когда вы состаритесь, когда угомонитесь?! Хорошо, хорошо, приведу, но взамен вы уступите мне Клаву, договорились? Отлично... Абрам Моисеевич, вы не строите церквей?.. Что?! Уже выстроили двад­цать... Еврей, и строите церкви? Аа-ха-ха-ха! Что-о-о? Фабрику по производству икон? Будете торговать иконами?! Тогда уж и мирро начните изготовлять, и духовную академию откройте... Да, нужно построить огромный храм... Кроме того, для армии необходимо два миллиона пар белья, миллион штук одеял и множество всякого дру­гого добра... Всего больше, чем на двадцать миллионов... Ладно, завт­ра поговорим. Кланяйтесь дражайшей Сусанне Марковне, поцелуй­те руку вместо меня. Спокойной ночи, дорогой друг!..

В последнее время Квачи все чаше жалел, что в сутках не сто часов. Отпрыск Силибистро из Самтредии взялся за столько дел, так разрывался на части, что однажды Елена шутя заметила ему:

— Да ты совсем выпотрошен, мой милый, раз в неделю не вспом­нишь обо мне, да и то... Если б не святой Григорий, я бы тебя бро­сила.

— Ладно, давай без глупостей! — цыкнул Квачи.

Однако в словах Елены было зерно истины. От многих хлопот, напряженных трудов и бессонных ночей Квачико и впрямь вымо­тался. Глаза его не горели прежним огнем, и молодая кровь не так шумела по жилам. Он сознавал это, но не мог ослабить натянутых нитей.

Несколько часов ежедневно он расходовал на святого учителя; затем принимал у себя "клиентов" покрупнее, потом — на биржу, повидать Гануса и Гинца; иногда возникала необходимость навес­тить их дома и утешить их жен; хотя бы дважды в неделю — выпол­нить братский долг перед Таней; и Eлену не следовало забывать...

Но Квачи не сдавался и, как упрямый конь, галопом несся за путеводной звездой, издали сверкавшей своему избраннику и зама­нивавшей все дальше и дальше.

Сказ о спасении святого

В этой погоне за звездой своего счастья Квачи неожиданно на­ткнулся на невидимую стену: Туркестанская концессия плюхнулась в бюрократическое болото, дело о храме святого Григория заплесне­вело в архиве, снабжение армии кто-то перехватил, да и все прочие начинания заморозились и заржавели.

Газеты перестали печатать портреты Квачи и восхвалять его.

Ганус выразил Квачи резкое недовольство, а его красавица же­на прикинулась больной и вдруг сделалась настолько неприступной, что даже не впустила Квачи в опочивальню.

Гинц рычал и показывал зубы — биржа уплывала у него из рук.

Таню потянуло куда-то в сторону.

И Елена дулась и хмурилась.

Квачи призадумался. Очень призадумался: похоже на то, что сы­нок Силибистро идет ко дну.

Но его не так-то легко было потопить.

Однажды он собрался с силами, поднатужился и произвел на свет маленькую комбинацию.

— Ладно, теперь я знаю что делать! Бесо, поди сюда!

Усадил возле себя верного Бесо и шепнул ему на ухо всего слов двадцать, не больше.

— Ясно... Понял...— кивнул смышленый Бесо.— Сейчас же иду — есть такой человек...

Пошел к одному бездомному, из бывших студентов, и спросил:

— Хочешь поесть и хорошо выпить?

Бывший студент уже был под мухой, стал божиться:

— Ей-богу, три дня ни капли в рот не брал! Вот те крест!