Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава - [87]

), тогда под меншим парусом, терцерола (tercerolą) названным, ехали есмы. И се море волновалося много и [в] великом были есмы бедьстве, яко нощи в полморя постигнутися и волнами покрыватися катарге, которые такому судну зело вредные были, понеже и легчайшаго волнования едва претерпети может, которого меншие лодии не ужасаются[1123]. Каторга бо есть долгая ниская, плоска; когда бывают силные волны, тогда или ю биют, или преломляют. То нас токмо утешало, что те наши были новы и крепки. Понеже тако великим ходом шли, яко у самаго верху шоглы (samego masztu) волны розливалися, — принуждены есмы вси под полубы (pod wagą na dole) сидеть, под лавками, (же)[1124] где веслами гребут; ибо столь великие и высокие волны были, что каторги, близ себе шествующи, аще уже и на свету, обачеже едина другия не видела, зане их покрывали. Чего ради не токмо мы, но и сами карабелщики и неволники, которые вящши двадесять лет на море пребыли, тако ослабли были и разболелися, что на нашей катарге кроме десяти не было, которых бы море не повредило: вси бо аки порезаны лежали; когда же бы то доле было, глаголали, что не могли бы долее стерпети, чего ради и катарга пришла бы в бедство. Но, правлением (rządzeniem) Господним, в четвертомнадесять часу, егда разсвело, увидели есмы землю и познали, что туды, куды ехать имели, добре по матошнике (za kompasem) правили, тако [что] прежде пятогонадесять часа въехали есмы в пристань Гидрунтинскую, аще и не зело [без]опасную. Ибо отверста была ветром и частое камение в воде на входе имела, которых видети не мошно, [и] вмале на един не вбежали. И се от нашего вознесеннаго паруса (od naszego podniesienia żagla) даже (aż) до вшествия [в] пристанище (port), идеже катаргу в пять часов (za godzin pięć) канатами обвязали (зане вергнув[1125] якорь, со[1126] всех стран оную канатами унимают, ujmuią, всегда, что они называют ормезар, ormezar), убежали есмы осмидесят пять верст.

Там же на катарге утреннюю пищу вкусив, послал есмь в Гидругинт (do Hidruntu) град слуги, чтобы мне коней наняли. Где понеже по судну, которые ис Корфу вышло, владетель (gubernator) короля ишпанскаго, Матфий Делагунна (da Lagunna) названный, уже о моем приезде уведал, прислал ко мне, просящи мене во град. Но сказах ему, что абие в путь шествую, токмо до костела бернадинскаго зайду. Но егда в костеле был есмь, приехал сам, взывая мя во град и, услышав причины мои, престал на них. Проводил меня из града с своими знаемыми[1127], двух придав, которые со мною ехали, дондеже его владение было. Тогоже дня вступили есмы с версту с четвертью направо до костела святыя Марии де-Карпинияно (de Carpigniano), изряднаго [и] великим изживением созданнаго, идеже Господь Бог велия чюдеса творит. И благодарив Его, что в целости на брег пустити благоволил, приехали есмы вмале не пред вечером в весь Калисмерия (do wsi Kalismeryi).

Воутру[1128] приехали есмы в Лециум (do Lecium) град, где наместник королевский (vicerex albo podkroli) пребывает. В то время был францышек Караффа, который, ведая о мне, яко в гостиннице (w gospodzie) стал, прииде сам со множеством людей и с своею надворною ротою (gwardyą) в гостинницу мою (еже нас не ползоваше (nie pomogło), понеже разгласилось, кто аз есмь, и посем нас бандыци, сиречь разбойници, разбили, яко абие речется) и взял мене[1129] в свои полаты. Но егда его просил есмь, чтобы в такое время со мною инако поступил или учинил, разсуждая такие бедства, чтобы есмы были в гостиннице, оставил нас. И [о]тошли есмы. Прислал за нами посный обед (понеже в то время был Великий пост). Убо по трапезе шел есмь в крепость и простился есмь с ним. Дал мне седмь ишпанов конных, которые мене дажь до Бару проводили. Но обнощевали есмы по сем в веси Циелино (Cielino).

Ко обеду приехали есмы во град Мессиане (Messyanie), к нощи же во Астуне граде. Той град на горе стоит в изрядном положению и зело прекрасный. Был тот град полския королевы именем Боны. Которая, едущи из Полши, когда въехала в оный[1130], [то] под клеймами (pod iey herbami) на двух вратах писаны разные знаки радости, которые древности ради и с краскою погибают.

На однех вратех написано: «Боны Сфорции, арагонския королевы, Яна Галсации, князя Субрунскаго дщери, королевства ради Сарматцкаго и государствования над Скифы, над Доном и Днепром чрез многие лета правым чином от речи посполитой и странства обладаннаго во Астунии граде явно»[1131].

На других вратех града с приезду написано над гербами сие слово: «Боны[1132] Сфорции, Сармацкой и Скифской окрест Дона королевы от последняго севера по летех тридесяти осмих возвратитися, закона и правды ради на град возвращенный назад Астунененский — народне»[1133].

Двоестишие под гербами:

Златые Сатурнуса возвратили[с]я времена крепкия.

Скипетры рукою держащи именем и делом добрым[1134].

Марта десятаго дня приехали есмы во град Монополь (do Monopolim), первагонадесять дня в деревню Моли, к нощи же во град Бар, который был тояже вышереченныя королевы. Идеже было что к смотрению достойнаго, смотрили есмы, пачеже гроб святаго Николая, Мѵрскаго епископа, с котораго святых мощей манна течет (manna płynie); в костел Несвиский привез есмь нечто ея. Аще ни кому и не сказовался есмь, однакоже Жигмунта-Августа короля полскаго назывался дворянин, — показали мне тело королевы Боны, которое целое в ризнице великаго костела лежит в гробу черным, бархатом покрытом, непогребено; едина обаче часть