Похоть - [8]

Возможно, если бы Мэри вынуждена была вести существование истинной добродетели, размышляла Честити, она невольно поверила бы в сказки о феях — или, по крайней мере, испугалась бы их.

— Если бы вы трое позволили себе покинуть имение, вы могли бы найти себе поклонников. Во всем виновата ваша чудаковатая природа, это она заставляет других быть настороже, только и всего. Улыбнитесь, пококетничайте, выставите напоказ немного лодыжки или груди в виде исключения, и вы удивитесь, какую реакцию это вызовет.

— Ты слишком вольно общаешься с окружающими, — предостерегла Пру. — Лучше быть сдержанной и спокойной.

— И скучной, как дьявол, — возразила Мэри. Это было прямое попадание в цель. Но Пру встретила ее атаку достойно, как, впрочем, и всегда.

— Ну-ка, прекратите, мы же сестры, — прошептала Мерси, беря под руки Пру и Мэри. — Разве мы не должны относиться друг к другу по-доброму?

— Я просто пытаюсь помочь, — презрительно фыркнула Мэри. — А все потому, что у меня нет ни малейшего желания наблюдать, как все вы закончите свои дни старыми девами, и лишь я буду той единственной, которая не станет сидеть в своей одинокой комнате, становясь такой же, как вы. Сегодня вечером я отправлюсь на лужайку, буду танцевать и поедать мясной пирог, а еще я собираюсь пойти на Майский праздник, как и все остальные молодые леди.

Пру покачала головой, и это не укрылось от старшей сестры.

— В этом нет ничего предосудительного, Пруденс, — резко бросила Мэри, — так что можешь спрятать свои поджатые губы и неодобрительно сдвинутые брови. Так что же, кто-нибудь составит мне компанию?

Ответом ей было дружное молчание.

— Так я и думала. Вы трое совершенно безнадежны.

* * *

Ветви трещали под копытами лошадей, показавшихся из опушки леса. Перед всадниками струился солнечный свет, просачиваясь сквозь шептавшие о чем-то листья. Несшиеся рядом с лошадями гончие нюхали воздух, насторожив уши, темные, будто из обсидиана, глаза собак пристально наблюдали за людьми, которые готовились к празднованию Белтейна.

Слова Ниалла, казалось, шепотом разносились вокруг всех них: «Тех возвышает грех, тех губит добродетель…»

— Ты веришь ему? Веришь нашему королю, что это проклятие будет снято, как только мы отыщем добродетели?

В ответ на вопрос Киана Тейн лишь пожал плечами и продолжил следить за четырьмя женщинами, которые приближались к ним, следуя вниз по дороге. Ниалл, король темных фей, был для Тейна еще и сводным братом. На правах старшего Ниалл всегда внушал Тейну, который был моложе на пять лет, благоговейный трепет. Сомневаться в Ниалле еще ни разу не доводилось, к тому же король обычно не ошибался. Их дела шли хуже некуда из-за проклятия, так почему нельзя было доверять Ниаллу и его мнению?

— Это кажется великой глупостью — придавать хоть какое-то значение словам поэта, — проворчал Ринион. — В конце концов, он — лишь человек.

— Шекспир, — хрюкнул Эйвери. — Меня заинтересовал только «Сон в летнюю ночь». Но тогда я был неравнодушен к Титании.

— Точнее, к тому, чтобы трахать актрису из смертных, которая играет Титанию, — поправил Киан.

Тейн вскинул руку, чтобы заставить их шуточки смолкнуть. Указывая на женщин, он приказал всем замолчать, потом помахал рукой, чтобы скрыть их присутствие с помощью колдовских чар. Если женщины посмотрят вперед, на лежащую перед ними тропинку, они увидят лишь радужное мерцание солнечного луча, искрящегося сквозь деревья.

Убедившись, что их не смогут заметить или услышать, Тейн обернулся к своим спутникам.

— Ниалл не отправил бы нас сюда, если бы предполагал, что это было глупостью. Каждую сотню лет в смертном королевстве рождаются добродетели. Они уже появились на свет. И достигли совершеннолетия. Наш король верит, что это — единственный способ снять проклятие его матери, наложенное на наш двор.

— Ты думаешь, настала пора? — осведомился Эйвери, осаживая своего вороного коня. Женщины подошли уже совсем близко, и волшебная лошадь могла по запаху уловить их присутствие. — Прошло всего шесть месяцев с тех пор, как мы приходили сюда, чтобы похоронить женщину Айриэна.

— И ты похитил ту девицу из деревни! — в ярости бросил Киан.

Черт его побери, Киан явно намеревался затеять перебранку с Эйвери! Тейн метнул в своего брата-близнеца грозный взгляд, который тот, разумеется, не преминул возвратить.

Подобно Ниаллу, Киан был темным принцем, одержимым смертным грехом зависти. От Тейна не укрылось завистливое выражение, мелькнувшее в глазах брата, когда тот впился взором в Эйвери, в котором прочно засел грех чревоугодия. Из них семерых Эйвери и Киан враждовали больше всего. Как воплощение зависти, Киан жаждал обладать всем, что было у Эйвери. И как хозяин чревоугодия, Эйвери всегда имел больше, покупал больше и стремился к большему, заставляя зависть Киана усиливаться и постепенно закипать. Это был замкнутый круг чревоугодия и зависти — страстей, которые невозможно было удовлетворить хоть когда-либо.

Проклятый с рождения, Тейн всегда сетовал на свою участь. И все же в моменты, подобные этому, он осознавал, что быть пожираемым похотью — настоящий подарок судьбы по сравнению с вечным желанием обладать тем, что есть у остальных, или неустанным стремлением приобретать все больше. Похоть, по крайней мере, можно было утолить.