Похоть - [43]

— И я нередко спрашиваю себя о том же, хотя мы были зачаты одновременно и родились друг за другом. Неужели она может и не быть добродетелью?

— Не знаю. Мне известно лишь то, что я чувствую. О, Пру, — прошептала Честити, в порыве нежности обнимая старшую сестру и крепко прижимая ее к себе, — ты прекрасна такой, какая есть.

— Ты говоришь это, потому что должна. Мы ведь сестры.

— Я не обязана говорить ничего подобного. Я говорю правду. Всегда. Ты знаешь это.

— Что же мне делать? — в отчаянии бросила Пруденс. — Я… я… я…

Она запнулась, и Честити поняла, что сестра пытается поведать ей свои самые сокровенные тайны.

— Не волнуйся, Пру. Я никому не скажу.

— Мне бы хотелось ему понравиться, — чуть не задохнулась от смущения сестра. — Я хочу сделать так, чтобы мужчина смотрел на меня и… страстно желал меня. Я мечтаю быть такой, как любая другая женщина, за которой ухаживают, которую любят.

Да. Честити была хорошо знакома боль, сквозившая в этом признании. Она могла подписаться под каждым словом — и наконец-то отважилась сознаться себе в этом. Надо же, а ведь до сего момента Честити не понимала, что сестра чувствует то же самое, что и она. Оказывается, та же тоска, что мучила Честити, отчаянно глодала и Пру. Оставалось только гадать, терзались ли подобными мыслями Мерси и Мэри.

— Всего один раз, — еле слышно произнесла Пру, — я хотела бы быть… нормальной.

— О, Пру… — Честити никак не удавалось подобрать верные слова, которые развеяли бы печали сестры. Да и как она могла сделать это, если сама ощущала то же самое, боялась того же самого? Помедлив, она сказала: — Это случится. У нас будет нормальная жизнь. Такая же жизнь, как у других женщин.

И все же они не были обычными. Ни одна из них. Все четверо были предназначены для чего-то особенного, иного, нежели жизнь благовоспитанной леди.

— У нас высшее предназначение, — напомнила сестре Честити. — Со временем мы узнаем, какова цель нашего существования. Если этот мужчина — твоя судьба, все сложится замечательно, не так ли? Пруденс всегда считала, как и сама Честити, что их жизни и судьбы — не их собственные. Что их жизненные пути предопределены с момента зачатия. Если верить тому, что им говорили — а Честити в это верила, — то они наделены магической силой фей. А если уж дело касалось этих фей, ничто не могло быть нормальным по определению.

Вот и сейчас все казалось необычным. Сестер не покидало чувство, словно тогда, прогуливаясь по Гластонбери в канун Белтейна, что-то вытянуло их из долгой спячки. Пробудило, казалось бы, совершенно безобидными событиями — случайными встречами с темным красивым незнакомцем, заговорившим с ними посреди дорожки, и ослепительным золотистым богом, скакавшим на лошади. Эти ситуации, не таившие на первый взгляд опасности и двусмысленности, умело прятались под личиной невинности, но — Честити это точно знала — стоило сорвать эту добродетельную маску, как на свет божий показалось бы нечто совершенно иное.

Да, все изменилось в тот день. Размышляя о тех историях, на ум напрашивался лишь один вывод: развернувшиеся в канун Белтейна события никоим образом не были случайными. В этот день Честити и ее сестры были разбужены чем-то неизвестным, тем, чему и имени-то не знали.

— Тебе ведь известно, что наши жизни нам не подчиняются, — напомнила Честити сестре. — Мы принадлежим феям.

— Судя по всему, они забыли о нас, — отозвалась Пру, разрывая объятия и отстраняясь от Честити. — Они, эти феи.

Задумчиво глядя на веточку жасмина, Честити почувствовала, как легкая дрожь мгновенно пробежала вдоль спины.

— Возможно, — согласилась воплощенная добродетель целомудрия, хотя на самом деле в это и не верила.

Несмотря на то что Честити не могла вспомнить значительную часть прошлой ночи, она знала: что-то произошло. Неспроста ведь напрочь забываешь несколько часов из собственной жизни или просыпаешься с цветами под подушкой!

Щелчок открывающейся двери спальни отвлек Честити от созерцания жасмина. Сияя улыбкой, в комнату заглянула мать.

— Доброе утро, мама, — поприветствовала Честити.

— А, хорошо, ты проснулась. Полагаю, Пруденс уже сообщила свои приятные новости?

Честити переглянулась с сестрой:

— Да.

— Что ж, у тебя тоже есть повод порадоваться, моя милая, ведь лорд Араун пожалует к нам с другом. Так что надевай свое лучшее платье и присоединяйся к нам за чаем.

Честити проглотила вставший в горле комок, ее взгляд метался между матерью и сестрой. Что она могла на это сказать? Способа избежать этого чаепития не было. Мать, похоже, была решительно настроена навязать ее и Пруденс любому не возражающему против этого мужчине, который пришел бы к ним на чай.

— Но сначала, думаю, этим утром нам стоит отправиться на Бонд-стрит, — предложила мать, обращаясь к ним обеим. — Самая пора пройтись по магазинам. Ну же, поторопитесь, девочки! Ваши горничные ждут, чтобы привести вас в порядок.

Снова стиснув руки Честити, Пруденс одарила ее страдальческим взглядом, выражавшим понимание и сочувствие.

— Поговорим позже, — прошептала она и, выскользнув из кровати, направилась к двери.

Стоило Пруденс исчезнуть, как в комнату примчалась горничная Честити, Энни, сгибающаяся под тяжестью груды только что выстиранных и выглаженных корсетов и нижних юбок.