Похороны ведьмы - [125]

– Лезть между двух мужиков? Я бы от стыда померла. Даже у мамы Дюннэ мало какая девка на подобное согласилась бы, хоть платили здорово.

– Ленда, я не шучу. Насколько я понимаю, ты хочешь здесь еще немного посидеть, а жечь костер не собираешься. Сейчас пока еще тепло, но будет все холодней. В том, что на тебе надето, ты полудня не дождешься.

– Тебя это волнует? Освободишься. Во Фрицфурд вернешься, на теплый пол.

– Мы можем вернуться во Фрицфурд вместе, – сказал он, глядя в покрытый ветками потолок. Потом ждал. Долго. Думал даже, что она заснула. Но нет, она не спала.

– Не знаю, стоит ли тебе верить. Но даже если стоит, если ты друг, а не враг, то запомни раз и навсегда: ничего, кроме дружбы, я тебе предложить не могу. Понимаешь? Ничего больше.

Теперь ждать пришлось ей. Недолго. Собственно, он давно знал, что услышит нечто подобное. Конечно, старался не думать об этом, но знание в нем было.

– Понимаю. Ничего больше. Хорошо, Ленда. Спасибо, что ты поставила вопрос открыто. Разреши, и я его поставлю. Если уж мы договорились о дружбе, то перестань лежать головой к двери. Еще войдет кто-нибудь и тебе ум-разум растопчет. Да и подумает вдобавок, что попал в колоду желудей, ляг по-человечьи, подружка. Я тебе ничего неприятного не сделаю, а Ганус уж скорее всего и не сможет.

Она фыркнула и приподнялась на локтях, чтобы бросить на него злой взгляд.

– Ты, зазнавшийся глупец, думаешь, я из страха перед твоим срамом так лежу? Осмотрись получше! Плечом к плечу втроем мы в этой норе хрена с два уместимся!

Она была права. Но не совсем.

– Рассуждаешь как баба. – Он одарил ее вызывающей усмешкой. – Исходишь из неверной посылки, что спать можно только на спине.

– А какое отношение пол имеет к… – Она не договорила. – Дьявольщина, помолчи! Предпочитаю не слышать. Не то еще тебе по зубам дам и вторую ногу себе испорчу.

– А ты не бей. Рубашка у тебя слишком коротка, чтобы друга в ней пинать. Ну так как, укладываемся по-новому?

– Отвянь!

– Ну-ну. – Он вздохнул, немного подумал. – Огонь разжигать не будешь?

– Чтобы они нас унюхали? И не подумаю.

– Тогда лезь в середину. То, что ты о жизни с трупом говорила, тебя тоже касается. Если ты тут помрешь, то создашь мне проблемы.

– Не помру.

– Можешь лежать, как сейчас, по собачьей моде нюхая наши ноги. Какое мне дело? Но посредине.

– Ты меня с суками не равняй, ладно? Не то встану и так разогрею, прививая тебе хорошие манеры с помощью топорища!

– Я о кобелях говорил, а не о суках. В друзьях я привык мужскую натуру замечать, а поскольку мы договорились быть друзьями…

– Ни о чем мы не договорились! – сердито крикнула она. – Я сказала "если". Если ты мне не враг, не лжец и не подлый предатель, то, возможно, когда-нибудь мы в лучшем случае станем друзьями. И никем больше. Именно в этом "никем" заключался смысл моего заявления, а не дружба. Потому что до дружбы со мной ты даже и не на полпути еще, чароходец зазнавшийся.

– Твое непонятное упрямство заставляет меня задать невежливый вопрос. Для начала хочу отметить, что ответ, каким бы он ни был, скорее всего ничего меж нами не изменит. Я так думаю. Потому что я тебя люблю за то, какая ты есть и что делаешь, а не за то, кто тебя зачал и родил.

– Э?.. – Она снова приподнялась, подозрительно глянула ему в лицо. Дебрен обнаружил еще одно достоинство в рубашке Крблика. Будучи длинной, она не была слишком просторной и прекрасно облегала девичью грудь. Картина вызывала боль, но боль приятную.

– Ты сирена, Ленда? Ну хотя бы наполовину? Или по какой-то из бабушек?

Он ожидал, что сейчас получит по носу обернутой портянкой ногой. Но вместо того чтобы ударить, она задумалась. Кажется. Было темно, и из-за капюшона ее лица видно не было.

– Нет, – сказала она наконец. – Что еще тебя интересует?

– Это не пустое любопытство, – объяснил он. – Есть вещи, о которых я спрашиваю, хоть даже еще и не на полпути. Но чтобы пройти эту вторую, большую половину пути, мы оба должны остаться в живых. Отсюда и мой интерес. Если б в тебе была холодная сиренья кровь, то мне не приходилось бы беспокоиться, что ты себе отморозишь почки и легкие. И ребенка.

– Что-что?

– Я не хотел затрагивать эту тему, потому что заставлять волноваться друга, даже половинчатого, мне вовсе не в радость. А ты из западной части мира ведешь свой род, хранящий традиционные ценности, где на бабу не то что с ребенком, но даже просто без венка со смаком выливают ночные вазы.

– Ты знаешь о ребенке? – спросила она каким-то безразличным тоном. – Каким чудом?

– Пекмут говорил, что одна из двух пассажирок в интересном положении. Первую я нашел, и она не была… – Он осекся. – Это… Бошко? Ты с ним?.. – Она молчала, разглядывая его из-за покрывающей лицо маски тени. Только теперь он медленно убрал пальцы с ее щиколотки. Сумел даже улыбнуться. – У него было приятное лицо. Даже если ребенок унаследует черты от отца, а не от тебя, то будет красивым. Так что заботься о нем и не выставляй без нужды задницу на мороз.

– Ты доблестно это перенес, – проговорила она тихо. Дебрей глуповато усмехнулся, понятия не имея, как прокомментировать ее замечание. К счастью, она и не ожидала комментариев. Пошевелилась, осторожно пользуясь левой ногой, поправила ветки у стены и встала, расставив ноги, над ногами Дебрена. – Ну так подвинься, умник.