Похороны куклы - [81]

– Я его там видела, да? Льюиса Блэка?

Память начала ко мне возвращаться. Как я пошла прямо на него в теплице. «Ты мой отец, – произнесла я. – Ты, твою мать, мой отец, и ты ни слова не сказал, когда понял это».

– Он пытался объясниться, да? Конечно, пытался. Ничтожество. Мерзость.

Да. Он оправдывался: «Ох, Руби. Не думай, что я не мучился, не изводился. Из-за твоей мамочки и того, что случилось. И из-за тебя. Я тебя не заслуживаю, Руби. От меня всегда одни беды». Но, скажу честно. Ты не стала слушать. «Слишком поздно, – сказала ты. – Для всего этого уже слишком поздно». Ты взяла бутылку керосина и расплескала его по всей теплице и по растениям. А потом бросила зажженную спичку.

– А что потом, Тень? Что дальше? Я его убила? Я теперь настоящая убийца?

Ну тут я побежал оттуда, как угорелый. В прямом смысле, потому что там стало довольно жарко, а я помню, как это бывает, даже если у меня и нет кожи, чтобы обжечься. Я выбежал наружу, откуда видел, как пожар охватил все окна, как озарилась ночь. Льюис Блэк, как я заметил, шатаясь, вышел из двери. Да, это я помню. Но прибежал другой. Он не увидел Льюиса Блэка, который побрел в темноту, и вбежал внутрь…

– Кто это был?

Ты знаешь.

– Нет. Нет. Не Том. Пожалуйста, только не Том.

Я уткнулась лицом в подушку.

– Том.

Да, это имя я и пытался вспомнить.

– Я его убила? Он погиб? Пожалуйста, пожалуйста, скажи.

Но тут Тень замолчал, как часто бывало, когда он пугался. Он забился обратно под кровать и не желал выходить.

59 Проглоченный язык 5 января 1984

Тень в конце концов тает. Лунный свет тускнеет.

Я открываю глаза и вижу мужчину, склонившегося надо мной и смотрящего мне в лицо.

– Руби, – говорит он.

Он выпрямляется.

– Я доктор Брэннон. Ты в больнице Лидни. – Он улыбается. – Может, попробуешь сесть?

Я усаживаюсь в кровати. Мне хочется спросить: «Откуда вы знаете, как меня зовут?» Хочется узнать: «Том умер?» – и еще: «Как я сюда попала?». Когда я пытаюсь это сделать, у меня только рычит в горле.

Доктор снова улыбается. На вид он слишком молод для врача, его каштановые волосы стоят дыбом. Из-за этого он мне сразу нравится. Он бы мог сойти за музыканта из группы Сьюзи.

– Что такое? Язык проглотила?

У него ирландский акцент.

Я убираю волосы с лица и киваю, а он снова смотрит на меня, теперь уже внимательнее.

– Ладно. Сейчас я тебя осмотрю. Сестра, помогите.

Я не заметила женщину у двери. Вместе они исследуют меня дюйм за дюймом. Доктор Брэннон вынимает молоточек и велит мне сесть на край кровати, после чего стукает меня по коленкам. И он, и медсестра смеются, когда мои ноги одна за другой подскакивают вверх. Доктор велит мне задрать рубашку, в которую меня одели, и проводит пальцами по моему позвоночнику, ощупывая каждый бугорок. Слушает мое сердце, закрыв глаза, заглядывает в рот.

– Ну, язык тут определенно наличествует. Не хочешь попробовать снова им воспользоваться?

Снова рычание.

– Бог с ним, не заставляй себя. Может быть, тебе захочется написать свою фамилию и адрес, потому что, когда тебя нашли прошлой ночью, ты бродила просто так и, кажется, не знала ничего.

Я думаю, умно ли будет это сделать. Думаю, как за мной придет полиция и арестует меня. Без всякого предупреждения по моим щекам катятся горячие слезы. Я пытаюсь выговорить имя Тома, но кажется, что у меня в горле переключают передачи, и только. В конце концов я пишу на листке, который мне дали, свое имя и адрес Барбары. Я слишком устала, чтобы думать, что еще сделать. Откинувшись на кровать, я проваливаюсь в глубокий сон.

Барбара не появляется, но появляется кое-что другое. Она присылает с таксистом аккуратно уложенную сумку и записку: «Похоже, мы поменялись местами. Что ты делаешь? Неважно. Я дома, поправляюсь. Приеду, как только смогу, но Мик меня не повезет, потому что смылся, как только узнал, что я возвращаюсь домой. Не вешай нос, с любовью, Барбара».

Доктор Брэннон говорит, что я должна попытаться походить, что целыми днями лежать в постели мне не на пользу. Утверждает, что хочет со мной толком пообщаться. Скоро я у него буду болтать без умолку. Я надеваю халат и тапочки и иду по коридору. Здание старое, окна тут узкие, под ними можно посидеть. Я сажусь под окном, чтобы на меня падал свет. В нижней части окна стекло с пузырьками, матовое, чтобы никто не лез в жизнь больных. Я смотрю сквозь пузырьки, как приходят и уходят люди. Из-за пузырьков они двигаются странно, внезапно прыгая в другую часть окна. Когда по стеклу пробегает волна рыжих волос, мой одурманенный мозг не сразу соображает, в чем дело. Он задерживается на знакомом оттенке зеленого, не яблочном, не цвета шалфея, но между ними. Час спустя я все еще сижу под окном, и рыжее движется в другую сторону, как будто мимо несут пылающий факел. К тому времени я уже понимаю, кто это. Это Элизабет приходила обо мне справиться.

Вот и все, осознаю я. Теперь я и в самом деле убийца. Элизабет, наверное, все рассказала доктору Брэннону.

60 Другие 7 января 1984

Сегодня утром доктор Брэннон хочет со мной увидеться. Я спрошу его, слышал ли он, что случилось в доме на холмах. Я решилась. Мне нужно знать, что с Томом, – нужно сильнее, чем спасти свою шкуру. То есть, когда я говорю «спрошу», я имею в виду «напишу», потому что голоса у меня по-прежнему нет. В любом случае Элизабет, наверное, уже все рассказала доктору. Если только – может быть и так – она не промолчала, потому что пытается меня спасти. Только я не хочу, чтобы меня спасали, если Том погиб от моей руки. Я всегда знала, что мне суждено стать убийцей.