Похороны куклы - [54]
Анна вспоминает своего отца – хорошего, терпеливого человека. Он в самом сердце носит порядочность, как часть себя, не как костюм. Он бы скорее сердце себе вырвал, чем позволил вовлечь себя во что-то подобное.
– Как вышло, что ты сбежал? – спрашивает Анна, как только Льюис возвращается домой. – Что случилось, почему ты оказался единственным, кому удалось уйти? Тебя теперь станут искать. Ты это знаешь, поэтому в Париж хотел уехать, так?
Он тяжело садится, открывает рот, собираясь возразить, но Анна так и не узнает правду, даже не поймет, был ли вообще ответ, потому что лицо его превращается в жуткую пугающую маску.
42
Куколка
22 декабря 1983
Я хотела умереть, как Криспин.
Заперлась в библиотеке, Том пришел, колотил в дверь и кричал:
– Прости нас, прости, прости. Пожалуйста, прошу тебя, мы просто были в отчаянии. Прости меня, Руби.
– Прекрати, – рявкнула я из-за двери. – Если ты не заткнешься и не уйдешь, я сожгу к чертям собачьим ваш дом. Вы оба мне с самого начала врали. Вы меня тут держали обманом. Ненавижу вас.
Том замолчал, но я слышала, как тяжело он дышит за дверью.
– Уроды вы, ублюдки вы конченные. Я думала, вы моя семья. Вы мне позволили остаться только из-за этого. Вы меня ни капли не любите. Просто использовали. Вы такие же, как Мик и Барбара.
Я свернулась у двери, положила руку на деревянную панель, как будто молча, тайно тянулась наружу, и заплакала.
– Поэтому вы и хотели, чтобы я тут жила. Потому что я его вижу, а он мертвый. Понятно, ты удивился, когда я его в тот день увидела в школе. Вы пытаетесь удержать его среди живых, но ничего не получится. От этого случаются всякие ужасы, идиот ты безмозглый. Ты что, не понимаешь?
Я стукнулась головой о дверь от злости.
– Ты меня использовал, скотина.
Через какое-то время звук его дыхания стих, воцарилась тяжелая тишина, и я поняла, что Том ушел.
Всю ночь я не гасила свет, дремала и просыпалась. Утром меня снова стали звать из-за двери, на этот раз Элизабет.
Я выключила свет, занавески оставила задернутыми. Когда снаружи рассвело, я стала различать только очертания мебели в сумраке. Элизабет опять заговорила, голос ее походил на блеяние козы, дрожавшее близко-близко. В конце концов я увидела, как под дверь сунули записку.
«Сестра. Пожалуйста, выходи. Мы тебя любим».
Я смотрела на листок, пока он не расплылся у меня перед глазами. Завернувшись в одеяло, я повернула в замке ключ. Дверь со щелчком открылась. Элизабет стояла в полосе падавшего из коридора света, волосы у нее были спутаны и торчали надо лбом.
– Хочешь посмотреть, где он похоронен? – спросила она.
Мы шли строем.
Солнце поднималось по ту сторону поля, огненный шар, из-за которого день почему-то становился еще более зимним. Его кровавые тона полыхали на поверхности озера, к которому мы направлялись.
– Куда мы идем? – спросила я.
Элизабет обернулась.
– Тут недалеко.
– Хочешь сказать, он где-то здесь?
Она кивнула и двинулась дальше.
Я посмотрела на них двоих, шедших впереди. На всех нас была та же одежда, что и вчера утром. Я заметила, что от пальто Тома почти оторвался рукав, и под ним то и дело мелькает белая рубашка, и меня это ошарашило, как бывает, когда увидишь, что птица нагадила на одежду. Мы не какая-то там счастливая троица, подумала я, мы – просто трое грустных вонючих детей. Потерянных и одиноких. Четверо, если считать того, который лежит в могиле где-то неподалеку, и черви переправляют его в другой мир. Я ошибалась, когда думала иначе. Вслед за Элизабет мы повернули и стали торить тропинку вокруг озера; под нашими ногами хрустела жесткая от мороза трава.
– Я никогда так далеко не заходила, – сказала я.
Элизабет кивнула.
– Мы подумали, что для него безопаснее быть подальше от дома, но иногда ночами мне так хочется, чтобы он был поближе.
Сейчас она говорила тихо, вся взрослость из ее голоса ушла. Еще она словно стала меньше, ее крохотные ключицы торчали наружу. Внезапно она показалась мне самой младшей из нас троих.
Том молчал, повесив голову. Глядя на него, я ощущала, как во мне клокочет ярость. Его предательство было хуже, мы объяснились друг другу в любви, мы иногда лежали, как надгробия королей и королев, рядом, – а он все это скрывал, он все от меня утаил.
– Так мы поделились всеми тайнами, да?
Спина Тома напряглась. Он понимал, о чем я.
Когда мы зашли в рощицу на другой стороне озера, Элизабет положила на мой рукав свою длинную белую руку.
– Здесь, – сказала она.
Среди деревьев воздух казался мягче; из-за того, что сюда не проникало солнце, тут еще кое-где лежал снег. Комья снега были разбросаны по мшистым кочкам у нас под ногами, как континенты на карте. Рядом чуть волновалось озеро, точно в нем было свое течение.
Я посмотрела вниз.
– Где могила? Вы ее обозначили?
В глазах у Тома сверкнула боль.
– Нет, Руби, не там. Подними голову.
Мой взгляд медленно пошел вверх.
– О господи, – выдохнула я. – Что вы сотворили? Что такое вы двое сотворили?
Между двумя деревьями было подвешено что-то белое, как чудовищная куколка. Под ветром она едва заметно, тяжело покачивалась.
Том обхватил себя за локти.
– Элизабет не могла вынести, что его похоронят. Я-то был за то, чтобы природа все сделала сама, но для Элизабет это невыносимо.
Роман, который сравнивают с «Комнатой» М. Донохью, «Светом в океане» М. Стедман и книгой Э. Сиболд «Милые кости».Давайте познакомимся с Кармел – восьмилетней девочкой, которая любит красный цвет, забавные истории и обожает свою маму. Однажды они вместе отправляются на фестиваль сказок – событие, о котором Кармел давно грезила. Но поездка эта оборачивается трагедией. Вот как все было: продираясь сквозь плотный туман и расталкивая маленькими ручками прохожих, она вдруг поняла, что потерялась. Тогда-то перед ней и возник он – человек в круглых очках, загадочный призрак из ниоткуда.
Телевидение может испортить жизнь. Слышали об этом когда-нибудь? Но не принимали всерьез, верно? Когда пять успешных женщин соглашаются появиться в реалити-шоу, никто не ожидает, что сезон закончится убийством. Да и кто бы поверил, что автор эротических романов или бизнес-леди могут быть опасны. Но правда тем не менее такова: одна из героинь мертва и кто-то должен ответить за это. В своем новом романе Джессика Кнолл, автор мирового бестселлера «Счастливые девочки не умирают», не только исследует невидимые барьеры, которые мешают современным женщинам подниматься по карьерной лестнице, но и предлагает свой особый взгляд на узы сестринства.
Откуда берется зло? Почему дети из обычных семей превращаются в монстров? И, самое главное, будут ли они когда-нибудь наказаны за свои чудовищные поступки? Дэрилу Гриру всего шестнадцать. Он живет с мамой и папой в Канзасе, любит летучих мышей и одиночество. Окружающим он кажется странным, порой даже опасным, правда не настолько, чтобы обращать на него особое внимание. Но все меняется в один страшный день. Тот самый день, когда Дэрил решает совершить ужасное преступление, выбрав жертвами собственных родителей. Читателю предстоит не только разобраться в случившемся, но и понять: как вышло, что семья не заметила волков у дверей – сигналов, которые бы могли предупредить о надвигающейся трагедии.
За день до назначенной даты сноса дома на Принсесс-стрит Мэнди Кристал стояла у забора из проволочной сетки и внимательно разглядывала строение. Она не впервые смотрела в окна этого мрачного дома. Пять лет назад ей пришлось прийти сюда: тогда пропали ее подруги — двенадцатилетние Петра и Тина. Их называли девочками-мотыльками. Они, словно завороженные, были притянуты к этому заброшенному особняку, в котором, по слухам, произошло нечто совершенно ужасное. А потом и они исчезли! И память о том дне, когда Мэнди лишилась подруг, беспокоит ее до сих пор.
Алекс было всего семь лет, когда она встретила Голубоглазого. Мальчик стал ее первый другом и… пособником в преступлении! Стоя возле аквариума с лобстерами, Алекс неожиданно поняла, что слышит их болтовню. Они молили о свободе, и Алекс дала им ее. Каково же было ее удивление, когда ей сообщили, что лобстеры не говорят, а Голубоглазого не существует. Прошло десять лет. Каждый день Алекс стал напоминать американские горки: сначала подъем, а потом – стремительное падение. Она вела обычную жизнь, но по-прежнему сомневалась во всем, что видела.