Похоронный марш марионеток - [4]

Мать Бобби Брейди с криком выскочила на балкон. Ей в лицо ударили грязь и дым, и она инстинктивно схватила сына. Находясь в шоке, женщина продолжала истошно кричать.

А маленький Бобби знал, что он видел. Мальчик хлопал пухлыми ладошками, но уже не смеялся.

— Опять, — слабо хныкал малыш, тараща испуганные, полные недоумения глазенки. — Опять… — монотонно лепетал он. — Опять…

2

День выдался жаркий. Легкий утренний туман рассеялся, влажный песок высох. Над внутренними двориками домов кружили чайки; маленькая девочка пробовала запустить воздушного змея над пенистыми гребнями волн. Собравшаяся на берегу толпа глазела на продолговатый песчаный бугор, который полиция предусмотрительно прикрыла одеялом. Бугор был огорожен красной лентой, закрепленной на стальных столбиках; по периметру стояли, сложив руки на груди, полицейские Лос-Анджелеса.

Детективы в штатском, нырнув за красную ленту, искали что-то в песке и возле недостроенной набережной — что именно, они и сами затруднились бы сказать. Еще двое в штатском — один с металлоискателем и в наушниках — прочесывали песок.

Тридцать пять жителей окрестных домов, которых привлекло сюда любопытство, стояли в молчаливом ожидании, как и стражи порядка. Вот-вот должно было что-то произойти. И когда это «что-то» произойдет, они увидят разорванный торс недавнего бегуна.

У края шоссе остановилась «скорая». Эл Гилберт, медицинский эксперт, страдал от несварения желудка. Было только 11 утра, а он уже съел целую упаковку «Ролейдс».¹⁷ Это была язва. Гилберт знал, что это язва. Кроме того, как врач, он знал, что для обнаружения язвы в задний проход вставляют трубку и вливают через нее барий. Симптомы тоже были ему хорошо известны. Возможно, язва кровоточила. Рана в стенке желудка может убить, как пуля «дум-дум».¹⁸ В сознании Гилберта промелькнула кровавая картина — непроизвольно, по привычке.

Гилберт неуклюже, притормаживая левой ногой, спустился по песчаному откосу.

Вокруг ямы примерно в десять футов шириной и шесть глубиной собрались полицейские. В зоне ограждения валялись фрагменты обожженного тела, обрывки фланели, искореженные куски металла. На горячем песке виднелись пятна крови и частицы костей.

Гилберт поморщился. Уже чувствовался запах разложения. Или это гнили на солнце водоросли? Он заглянул в яму. Ее край совпадал с тем местом, где должна была быть голова.

— Эй! — окликнули его сзади.

Гилберт обернулся. Это был детектив первого класса Джон Хейбер. Хейберу было под шестьдесят, и он страдал глаукомой. Об этом свидетельствовали молочно-голубой цвет глаз и манера глядеть чуть развернув голову. Хейбер ухмыльнулся:

— Ну что, док, чувствуешь запашок? Словно нас на барбекю пригласили.

— Да, тут и осматривать нечего. Он что, на мине подорвался?

Хейбер не ответил. Гилберт окинул взглядом толпу. Любопытствующие подступали все ближе, предвкушая кульминацию кровавого утреннего ритуала. У обычно спокойных жителей окрестных домов появился неприятный блеск в глазах.

— Детектив Хейбер, прикажите своим людям собрать останки, — сухо произнес Гилберт. — Все, что найдут. Каждый волосок, каждый обломок ногтя. Пусть запечатают все в пакеты.

— Слушаюсь, сэр.

— А Сантомассимо здесь?

— Да, сэр. Есть свидетель, вернее, свидетельница. Сантомассимо и сержант Бронте сейчас беседуют с ней в доме.

Гилберт отвернулся от Хейбера, от толпы. Подошел ближе к яме, почти к самому масляному краю. Толпа подалась за ним. Гилберт задел ботинком песок, и тот начал сползать в яму, а с ним и лоскут — ярлык спортивного костюма стоимостью в шестьсот долларов.

— Одно известно точно, — заметил Гилберт.

— Что именно, сэр?

— Мозг разнесло раньше, чем он воспринял информацию.

— Какую информацию?

— Что ему крышка, Хейбер.

Маска метафизического покоя сошла с лица Хейбера. Гилберт вернулся к основанию насыпи, а люди Хейбера принялись просеивать песок через широкие мелкие сита. Разочарованная толпа отступила и замерла в ожидании.

В доме Брейди мать маленького Бобби Линда нервно пила скотч. Фред Сантомассимо, совсем недавно получивший звание лейтенанта, и сержант Лу Бронте молча ждали. Сантомассимо было за тридцать. Продолговатое лицо, задумчиво-печальные глаза, как на картинах Эль Греко. Но сейчас он с трудом сдерживал нетерпение. Женщина была так взбудоражена, что после каждого торопливого глотка виски проливалось ей на подбородок.

— Миссис Брейди, вы можете описать, как выглядела жертва? — спросил Сантомассимо.

— Господи, нет! Я вышла на балкон в тот самый момент, когда это произошло.

Круглолицый Лу Бронте был на пять лет старше Сантомассимо. В отличие от своего молодого коллеги он походил на булочника или бухгалтера и мог показаться тугодумом, хотя на деле был толковым парнем, каких много в итальянских фильмах. Сейчас Бронте демонстрировал выдержку и предельную собранность, Сантомассимо же пребывал в непривычном для него напряжении.

— Поу!

Сантомассимо вздрогнул и резко обернулся. Бобби Брейди, косолапо переваливаясь, выплыл из-за спины Бронте, делая рукой жест, напоминающий прыжок ныряльщика с вышки.

— Поу!!

Сантомассимо и Бронте уставились на малыша. Что за картина, гадал Сантомассимо, запечатлелась в голове у этого ребенка, еще не умеющего толком говорить. Возможно, случившееся показалось ему таким же забавным, как поведение пьяного папочки. Впрочем, сейчас Сантомассимо имел дело с пьяной мамашей. Он вновь повернулся к миссис Брейди.