Походы и кони - [17]

Мы побежали изо всех сил, чтобы как можно больше отдалиться от них.

— Вправо, в пшеницу, зигзагами и ложись.

Мы вбежали в высокую пшеницу и побежали врозь зигзагами, чтобы не оставить видимого следа, и затем упали на землю, закрыв лицо рукавом (освещенное луной лицо видно), и больше не двигались.

Уже конные скакали по дороге. Нас искали. Конные проскакали, вернулись и вошли в пшеницу. Слышны были приглушенные голоса и шуршание лошадей в пшенице. Затем все стихло. Мы не двигались. Они могли сесть в засаду.

Прошло бесконечно долгое время. Разве в таких случаях можно измерить время? Я услыхал совсем легкое шуршание соломы. Это не был человек. Осторожно взглянул — заяц.

Раз заяц тут, то есть некоторые шансы, что людей нет.

Я снял фуражку и, не поднимаясь над уровнем пшеницы, одним глазом осмотрелся. Прислушался — ничего. Тогда я тихо свистнул, как мы свистели на охоте. Брат ответил. Мы сошлись.

— Только не на дорогу. Пересечем пшеницу.

После часа ходьбы мы увидели несколько изб. В одной был слабый свет.

Старуха пекла хлеб. Она дала нам молока и указала границу: малую речку.

Мы поймали двух лошадей из стада и переехали на них речку.

Мы были на Украине. Мы свалились в кусты и заснули. В эту ночь мы прошли больше шестидесяти верст и натерли ноги.

Вечером мы попали в Ямполь, где встретили наших трех немцев. Они достали нам пропуск от немецкого коменданта.

Бутылка водки за две жизни — недорого. С тех пор водка стала для меня чем-то вроде живой воды — я ей обязан жизнью.

Вспоминаю с восхищением о находчивости и хладнокровии брата. Он нас вывел из совершенно безвыходного положения.

К ДОБРОВОЛЬЦАМ

В Харькове я заболел “испанкой”, что задержало наш отъезд на Дон. Невеста моего друга, барышня Руктешель, нас отыскала и привела доктора, который меня поставил опять на ноги.

Из Ростова мы поехали в только что занятый Добровольцами Екатеринодар. Господин, ехавший с нами, обратился к нам:

- Вы едете в Армию. Но имейте в виду, что ожесточение страшное. Советую вам уничтожить все документы, имеющие касательство к большевикам. Иначе, если у вас их найдут, вас посчитают советскими шпионами и расстреляют на месте. Я не шучу.

Сидя на вокзале в Екатеринодаре, мы не знали, что нам делать. Брат знал генерала Эрдели, но он оказался в Тифлисе. Для поступления в кавалерию нужно было иметь лошадь и седло.

А идти в пехоту нам очень не хотелось. Без знакомств, без связей и почти без денег положение наше показалось нам незавидным.

Вдруг какой-то загорелый офицер с карабином за плечами внимательно на меня посмотрел.

— Мамонтов? Я поручик Абрамов, 64-й бригады. Мой поезд сейчас отойдет. Слушайте меня внимательно. Идите к генералу Невадовскому, командиру нашей 64-й. Он сейчас инспектор конной артиллерии. Попроситесь у него в 1-ю конно-горную батарею. В ней несколько офицеров 64-й. До свиданья, а то поезд уйдет.

Он явился как ангел-избавитель. А я-то его и не узнал. Я тотчас же направился к генералу Невадовскому.

— Ваше Превосходительство, 64-й бригады прапорщик Мамонтов является по случаю прибытия в город Екатеринодар.

- Но, прапорщик, в каком виде вы являетесь?

Ваше Превосходительство, я только что из Москвы. А, тогда это другое дело.

И повернувшись к своим офицерам:

Вот мои 64-е — все собираются. Опять ко мне. Конечно, вы пойдете в нашу 1-ю конно-горную батарею. Благодарю, Ваше Превосходительство. У меня к вам просьба. В чем дело? (Нахмурился — не денег ли?)

- Я приехал с братом, хоть он и пехотный офицер, но умеет ездить верхом и мы хотели бы остаться вместе.

Он еще больше нахмурился и сердце мое екнуло. Затем:

- Не могу отказать офицеру 64-й. Хорошо... Капитан, выдайте им надлежащие документы... До свидания, прапорщик, и желаю вам счастья.

Я вернулся триумфатором на вокзал и протянул удостоверение брату.

Вот это здорово! Устроилось лучше, чем могли мечтать. Конная артиллерия, прекрасный род оружия. Теперь где бы поместиться на несколько дней, до отъезда в батарею?

Знакомый офицер, которого брат встретил на вокзале, сказал:

— Позвоните в любой дом, и вас поместят и накормят. Идемте, я вам покажу, как это делается.

Действительно, нас встретили с распростертыми объятиями.

— Добровольцы? Входите скорей, мы как раз садимся за стол.

Гражданская война

Война ужасная вещь.

А война гражданская и того хуже.

Все божеские и человеческие законы перестают действовать

Царит свобода произвола и ненависть.

Я хотел изобразить все, как оно было на самом деле, хорошее и

плохое, стараясь не преувеличивать, не врать и оставаться

беспристрастным. Это очень трудно. Невольно кажется:

все, что делали мы, — хорошо; все, что делали они, — плохо.

Вероятно и у меня будут ошибки и неточности, но это невольно.

СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ БАТАРЕЯ

В Екатеринодаре мы наконец почувствовали себя в безопасности. Не надо было больше скрываться. Правда, мы шли на войну, но это было другое дело.

Я пошел к тому самому капитану, который дал нам удостоверения.

— Мы хотим ехать в батарею. Скажите, где мы можем получить оружие, обмундирование и деньги?

Он посмотрел на меня с удивлением и усмехнулся. - Не забывайте, что мы Добровольческая Армия. У нас ни средств, ни складов нет... Оружие и обмундирование вы должны достать сами. В батарее вас этому научат. Денег у нас нет, да они вам не нужны. Армия живет за счет населения... пока что. Впоследствии видно будет.