Словно компенсируя свою прежнюю стремительность, оно застыло на месте. Судья попросил суд присяжных огласить приговор, и прошла целая вечность, прежде чем женщина, старшина присяжных, поднялась. Она выглядела немного взъерошенной и поглядывала на Чандлера с лучезарной улыбкой. Действительно, женщина выглядела как-то необычно, это ему не чудилось, она рылась в своей сумочке в поисках листка с приговором и как будто едва сдерживалась, чтобы не засмеяться.
— Вот он! — воскликнула она с триумфом и помахала бумагой над головой. — Теперь давайте посмотрим. — Она поднесла ее к глазам и прищурилась: — О да, судья. Мы, суд присяжных… и так далее и тому подобное… — Она сделала паузу и подмигнула судье Элиторпу. Глухой ропот пронесся по залу. — Все это чушь, судья, — пояснила она, — тем не менее, мы единогласно, подчеркиваю, единогласно, любовь моя, признали этого сукина сына невиновным. Да! — хихикнула она, — мы думаем, его надо наградить медалью, понятно? А тебе, дорогой мой, надо подойти к нему и поцеловать его, и извиниться. — Она стояла, пьяно покачиваясь и хохоча.
Шепот в зале перерос в крик:
— Остановите ее! Да остановите же ее! — заревел судья, роняя очки. — Помощник шерифа! Сержант Гранц!
— Ну-ну, остынь, — смеялась женщина в шляпе. — Эй, там! Это ты, любовь моя?
Мужчина в первом ряду вскочил на ноги и махнул ей. Крики в зале превратились в вопль, состоящий из одного слова: "Одержимая!"
— Вот что я скажу вам, — продолжала женщина, — давайте споем. Все вместе в его честь…
Помощник шерифа, полдюжины полицейских и сам судья попытались пробиться к ней через поток напуганных до ужаса людей, устремившихся к выходу. Она явно была одержима и не только одна она. Мужчина в первом ряду хрипло пел вместе с ней, затем плюхнулся на свое место как тряпичная кукла, а кто-то за ним вскочил на ноги и продолжил песню, не пропуская ни единого слова, затем другой, за ним третий… казалось, некий оператор, сидя за дистанционным пультом управления, включал сначала одного, затем другого. Все смешалось. Когда полицейские пробились к женщине, она покрыла их поцелуями. Они отшатнулись от нее как от прокаженной, затем с яростью набросились на нее, как линчующая толпа.
Она хихикала, когда они навалились на нее. Из-под груды их тел раздавался ее сдавленный голос: "О, не так грубо! Эй! Есть закурить? Я давно ждала". Затем она задохнулась и бессвязно что-то забормотала. Вдруг раздался ее крик. Это была настоящая истерика! Полицейские поднялись и помогли ей встать. Она все еще кричала, на глазах ее застыли слезы ужаса.
— О, я… я не могла остановиться!
Чандлер встал и шагнул к двери. Такой беспорядок.; Просто полный хаос. Это был шанс.
Он остановился и обернулся. Они поймают его прежде, чем он выйдет за дверь. Чандлер принял другое решение. Он схватил адвоката за руку и дергал ее до тех пор, пока не привлек его внимание. Внезапно он снова почувствовал прилив бодрости.
Появилась надежда! Крошечная, иллюзорная, но…
— Послушайте, — заговорил он быстро. — Эй, вы, черт подери! Слушайте. Присяжные оправдали меня, так?
Защитник был крайне удивлен:
— Не будьте смешным. Это же явный случай одержимости.
— Будьте юристом, приятель. Технические детали — ваш хлеб, не так ли? Сделайте это для меня.
Адвокат бросил на него взгляд, полный сомнения, и задумался. Поколебавшись, он пожал плечами и поднялся. Ему пришлось кричать, чтобы его услышали:
— Ваша честь! Я считаю, что мой подзащитный может быть свободен.
Его заявление вызвало почти такой же переполох, как и всхлипывающая теперь женщина, но ему удалось перекричать шум.
— Приговор суда присяжных запротоколирован. Признано, что имел место явный случай одержимости. Тем не менее…
— Не болтайте чепуху! — крикнул в ответ судья Элиторп. — Послушайте меня, молодой человек…
Адвокат резко прервал его.
— Позвольте подойти к судейскому столу.
— Разрешаю.
Чандлер сидел не в силах пошевелиться, наблюдая краткую, но бурную беседу судьи с адвокатом. Возвращение к жизни оказалось болезненным. Это была агония надежды. "В конце концов, — думал он, — адвокат борется за меня". Лицо обвинителя было мрачнее тучи.
Адвокат вернулся на место. Он выглядел как человек, одержавший неожиданную, но не нужную ему победу.
— Ваш последний шанс, Чандлер. Признайте себя виновным.
— Но…
— Не отворачивайся от удачи, парень! Судья согласился принять официальное заявление. Конечно, они вышвырнут тебя из города. Но ты останешься в живых.
Чандлер колебался.
— Решайся! Лучшее, что я могу сделать, если ты не согласишься, это сослаться на нарушение процессуальных норм, и это означает, что на следующей неделе ты будешь осужден другим составом суда присяжных.
Испытывая свою судьбу, Чандлер спросил:
— А вы уверены, что они сдержат свое слово?
Защитник кивнул в ответ, состроив при этом кислую мину.
— Ваша Честь! Я прошу вас отменить решение суда присяжных. Мой подзащитный желает изменить свое заявление.
…Час спустя в школьной химической лаборатории Чандлер обнаружил, что адвокат упустил одну маленькую деталь. На улице на холостом ходу работал двигатель полицейской машины, которая выкинет его, как мусор, за пределы города, а в комнате раздавался тонкий, приглушенный свист. Это шумела газовая горелка, и в ее голубом пламени кусок грубо обработанного железа медленно менял свой цвет от вишневого до оранжевого и, наконец, соломенного. Кусок железа имел форму буквы "С". "С" — то есть симулянт. Такое клеймо они собирались выжечь у Чандлера на лбу, чтобы оно оставалось с ним повсюду, куда бы он ни пошел, и до самой смерти, которая, судя по всему, наступит довольно скоро. "С" — означало симулянт, чтобы с первого взгляда было видно: он совершил самое тяжкое из всех возможных преступлений. Никто ничего не сказал ему, Ларри Гранц вынул железо из огня, и трое здоровых полицейских держали Чандлера за руки, когда он закричал.
