Поход «Северянки» - [7]

Шрифт
Интервал

- Стоп всплывать! - предупредил он, продолжая поворачивать перископ. - Горизонт чист!.. Небольшая волна захлестывает перископ… Подвсплыви, боцман!

Шапочка «подвсплыл».

Продолжая осматривать поверхность, минер совершил полный круг, выкрикивая так, чтобы слышали все:

- Горизонт чист!.. Притопи, боцман!.. Горизонт чист!..

В соседнем отсеке кают-компании Плескач, Логинов и остальные офицеры внимательно и настороженно прислушивались.

- Горизонт чист! - окончательно определил Мельничанский. - Погружаться на глубину… Опустить перископ!..

В кают-компании удовлетворенно переглянулись и перестали прислушиваться. Шапочка снова переложил рули, а Мельничанский приказал доложить командиру соединения и командиру лодки, что горизонт чист.

Дверца маленькой кабинки в центральном посту приоткрылась. Сахаджиев появился на пороге штурманской рубки.

- Все всплываешь и погружаешься? - бросил он Мельничанскому, направляясь к кают-компании. Но, очутившись в кают-компании, штурман принял официальный вид и почтительно обратился к Плескачу:

- Товарищ капитан первого ранга, разрешите лечь на курс триста градусов?

- Ложитесь, - сказал Плескач. - Обедать пора, штурман! День рождения старпома надо отметить.

- Ложиться на курс триста градусов! - громко скомандовал Сахаджиев в центральный пост. И, потирая руки, ответил Плескачу: - С удовольствием!

Едва успел штурман расположиться за столом, как Никишин, сопровождаемый небывалыми на лодке кондитерскими запахами, принес на подносе большой пирог.

- Имениннику! - торжественно объявил вестовой. - С собственными инициалами в собственные руки!..

Евсеев встал и под общий одобрительный шум поблагодарил, раскланявшись и прижав руку к сердцу.

Плескач поднял рюмку и провозгласил:

- За виновника торжества!.. Сколько вам лет сегодня, товарищ Евсеев?

- Двадцать девять… Спасибо, товарищи! - растроганно произнес старпом и принялся чокаться с потянувшимися к нему друзьями.

Выждав, пока все осушили рюмки, он, заметно волнуясь, медленно заговорил:

- Мы одни. Мы так далеко от своих близких. Но здесь мы вместе. Мы-семья. В море, на войне, на борту подводной лодки мы - семья. За то, что мы в кругу семьи, - спасибо, товарищи!..

- Скажи лучше хороший тост, Аркадий, - посоветовал ему штурман.

- Скажу. Выпить больше двух рюмок сейчас нельзя: ни обстановка, ни совесть не позволяют. Поэтому вторую, последнюю, поднимаю за самое главное. Мы - военные советские люди. Наша первая мысль - победа. Но что такое для нас победа? Это значит - жизнь, мир, счастье Родины, близких, встреча с любимой. У нас в Арктике всегда первый тост поднимают за тех, кто ждет и любит нас на Большой Земле. За нашу победу, за наших любимых на Большой Земле!..

Подводники зааплодировали, а замполит Орлов, подтвердив «Правильно, старпом», чокнулся с Евсеевым первый. Сопровождаемый веселым застольным шумом, обед продолжался.

- Спел бы нам, штурман, - сказал Новгородцев, - могу у торпедистов гитару взять!..

Носовой отсек, где жили торпедисты, на лодке называли «музыкальным магазином», - так много было в нем инструментов. Над койками в этом отсеке были туго прикручены шкертами гитары, мандолины, балалайки.

Старшина торпедистов слыл лучшим баянистом подплава.

- Он сегодня целый день какую-то колыбельную мурлычет, - обратился к обедающим механик и, передразнивая штурмана, стал что-то напевать.

- И совсем не такую! - обиделся Сахаджиев. - Стоял на мостике ночью, про дочку вспомнил, вот песня и родилась. Только я ее петь вам не буду.

- Скажите, - неожиданно опросил Плескач Логинова, думая о своем: - акустик ничего подозрительного сегодня не слышал?

- Нет, товарищ капитан первого ранга, - успокоил Логинов. - Никаких шумов слышно не было.

- Прикажите усилить наблюдение, - распорядился Плескач.

Логинов дал приказание. За столом все умолкли, прислушиваясь к голосу командира соединения.

- Только вести разведку, все слышать, все видеть, все знать и ничем не выдавать себя, - продолжал Плескач, - вот сейчас наша задача… Не увлекаться, никого не преследовать, никого не топить. Чёрт с ним, пусть немец плавает! Если обнаружит нас сейчас в этом квадрате - пиши пропало: разведчиков с берега не снять!.. Мызников ждет нас сегодня в ночь. Трое суток мы здесь, пока благополучно, отплавали… Кто знает, из какою переплета ребят на берегу выручать придется. Дело у них серьезное. Их сведения для командования сейчас важнее любого потопленного нами транспорта…

- Верно, - подтвердил Логинов.

- Правда, может выйти один исключительный случай… Ну, товарищ флагманский тенор, - неожиданно меняя тон, обратился Плескач к Сахаджиеву. - Какой же песней побалуете нас сегодня по случаю лодочного семейного праздника?

Новгородцев на мгновение нырнул через дверцу в отсек торпедистов и вернулся с гитарой. Он, как и все на лодке, любил пение штурмана.

- Между нами, товарищи, - предупредил Сахаджиев, принимая гитару, - этого, пожалуйста, не стенографируйте, дорогой механик… В нашей подводной профессии важно во-время появиться и во-время уйти. Долбанул немца и хорошо. И не попадайся, не жди, пока он вызовет папу и маму… Рецепт нашей удачи в умении, в искусстве. И еще кое в чем… Послушайте…


Рекомендуем почитать
Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.