Поход Наполеона в Россию - [13]

.

Императоры расстались, достаточно удовлетворенные своими соглашениями, но в глубине души недовольные друг другом. Тильзитские иллюзии полностью испарились, но так как и русский император и его министр открыто подчеркнули наряду с крайним недоверием желание сохранить союз как средство побудить Англию к миру и упрочить мир в Европе, то оба союзника продолжали идти к этой цели. Новые интересы России и преимущества, которые она рассчитывала извлечь из только что заключенных соглашений, превратили для нее эту цель в долг и в потребность.

Свою подлинную окраску дела приняли лишь в последние три дня. До тех пор даже сам министр34 не знал всех мыслей императора Наполеона. Свое последнее слово Наполеон сказал лишь в момент подписания соглашения. Каждый день приносил перемену. Его величество жил, можно сказать, текущим днем, приспособляя свою политику и даже свои притязания к тем возможностям или препятствиям, которые встречались на его пути. В результате каждая сторона определила в точности свою позицию лишь в последний момент. Торопились кончить дело, потому что желание избежать новых инцидентов было не меньше желания поскорее уехать, и каждый закрывал глаза, чтобы не видеть того, что, может быть, потом будет справедливо поставлено ему в упрек.

Император Александр, которого в эту эпоху многие обвиняли в слепоте и слабости, проявил большой характер, что засвидетельствовал сам император Наполеон, часто жаловавшийся на это. Если бы Австрия — повторяю еще раз объяснилась тогда, как она это сделала позже через посредство князя Шварценберга, который неуклюже изложил свои доводы лишь вместе со своим манифестом35 , то весьма вероятно, что мы избежали бы событий 1809 г., которые окончательно потрясли Европу.

Это был один из самых благоприятных моментов для того, чтобы прийти к подлинному умиротворению, так как при том положении, которое было создано событиями в Испании, император Наполеон был готов идти на жертвы. Ему очень не хотелось отправляться в Испанию, и тем не менее он чувствовал, что только его присутствие могло ликвидировать или хотя бы сдвинуть с мертвой точки испанские дела. Немного больше согласия между великими державами, а со стороны Англии немного больше желания возвратить миру спокойствие при сохранении всех тех преимуществ, на которые она имела право, — и соглашение было бы достигнуто. Франция возвратилась бы к системе, определенной теми рамками, которые начертала для нее природа, и на которую ей давало право ее могущество и ее слава. Судя по тому, что я мог тогда подметить, император прежде всего стремился к миру. Несомненно, он хотел иметь возможность располагать своими войсками, чтобы отправить их в Испанию, но у него не было другого средства с честью выйти из этого неприятного дела, поскольку Англия отказывалась вступать в переговоры. Что касается строгого проведения континентальной системы, то в тот момент это являлось лишь выводом из основной идеи.

Заключить мир еще до того, как Россия могла извлечь все выгоды, предоставляемые ей последними соглашениями, соответствовало его политике и казалось ему действительным возмещением за принесенные им жертвы. Он, конечно, очень беспокоился о контрибуции, причитавшейся с Пруссии, но Россия считала эту претензию справедливой и ограничивалась в этом вопросе ролью ходатая. Трудность представлял лишь вопрос о сроке и характере залога, гарантирующего контрибуцию, но по тому вопросу было достигнуто соглашение. Император. по-видимому, действительно готов был идти на большие уступки, чтобы добиться общего мира. Существенная задача заключалась в том, чтобы использовать то настроение. При переговорах неминуемо было бы учтено все, так как каждый был вынужден считаться со своим соседом. Не подлежит сомнению, что всякое честолюбие сдерживалось бы великой целью — создать лучшие условия для спокойствия всего мира.

Угрозы Австрии, вместо того чтобы придать вес тем политическим взглядам, защита которых соответствовала как интересам России, так и ее проектам, затруднили и расстроили все ее комбинации и послужили только в нашу пользу.

— Могу ли я эвакуировать крепости на Одере, отказаться от моих позиций в Пруссии, словом, ослабить себя в Германии, — с полным основанием говорил император Наполеон императору Александру, — в тот момент, когда, пользуясь моими затруднениями в Испании, Австрия угрожает мне? Разве интересы союза в тот момент, когда мы намерены предпринять демарш большого значения, чтобы побудить Англию к миру, не требуют, чтобы мы казались объединенными, а я казался сильным нашему общему врагу, а также и Австрии, тоже намеренной сделаться моим врагом? Англия выскажет желание о прекращении оккупации в Пруссии, а также и в Испании, и можно будет сделать ей эту лишнюю уступку, а следовательно, будет лишнее средство для достижения мира. Может ли мой союзник, мой друг предлагать мне отказаться от единственной позиции, которая дает мне возможность угрожать Австрии с фланга, если она нападет на меня в тот момент, когда мои войска находятся на юге Европы в расстоянии 400 лье от своего отечества? То, что я готов был сделать четыре месяца назад, сегодня я уже не могу исполнить. То, что тогда служило бы интересам Пруссии, следовательно, и интересам союза, было бы теперь противоположно той цели, которую мы хотим осуществить. Дальнейшее оставление кое-каких войск в Пруссии не может беспокоить Россию, когда я удаляю все мои военные силы из Германии, чтобы перебросить их на Пиренейский полуостров. Эти меры доказывают мое доверие к вам. Имейте же и вы доверие ко мне и не разрушайте необоснованными опасениями добрый результат нашего согласия, результат, созданный моей военной политикой в тот момент, когда мы более чем когда-либо должны проявить свое единение и свою силу. Если бы вы этого потребовали, то я должен был бы на это согласиться, но тогда я предпочел бы пренебречь моими делами в Испании и незамедлительно ликвидировать мою ссору с Австрией. Если бы я эвакуировал крепости на Одере, то вы должны были бы эвакуировать крепости на Дунае. В ваших интересах остаться там, так как вы уверены, что тогда вы добьетесь уступки вам Молдавии и Валахии. Турция, видя, что она не может надеяться на какое-либо вмешательство с моей стороны, будет принуждена подписать те условия, которые вы ей продиктуете. Оккупация, которую я считаю нужной, служит таким образом, гораздо больше вашим интересам, чем моим. Вы извлечете из нее впоследствии выгоды, тогда как мне на какие-либо выгоды надеяться не приходится.