Похмелье - [17]

– Вооо! Лосятина. Это хорошо. Дружище, ну че, ты попробовал эту гадость?

– Да, штука странная, но все равно спасибо.

– Слушай, а давай поговорим. Я с женой не разговариваю уже 4 года. Давай хотя бы с тобой, садись.

Теперь от мужика пахло не только перегаром, но и мягким сочетанием грусти и одиночества. Такие люди меня почему-то всегда притягивали. Я бы бросил все, снял фартук и просто сел напротив него. Но пришлось отказаться:

– Работа, нельзя.

– Ладно, забей.

– Я бы правда с радостью, но…

– Да не парься ты. Лучше скажи. Ты вот счастливый человек?

К таким вопросам редко можно быть готовым. Тем более от пьяного гостя, одиноко сидящего в углу ресторана.

– Даже не знаю.

– Тогда в чем вообще заключается твое счастье?

– Официантское?

– Нет, человеческое.

Он снова застал меня врасплох. Я все время размышлял над тем, почему продолжал барахтаться в этом озере, почему начались эти 5 или 6 дней и почему они не хотели заканчиваться.

Я всеми силами скрывался и бежал от реальности, потому что нынешняя реальность мне не очень нравилась. Мне не нравилась моя работа, не нравилось, как я зарабатывал деньги, и не нравилось, как их тратил. Я понимал это, но по каким-то причинам не мог ничего с этим поделать. Я продолжал ломать голову над тем, почему несчастлив, совершенно забыв подумать о том, что делает меня счастливым.

Дядька освободил меня от груза ответа на этот вопрос. Сделал еще один большой глоток и сказал:

– Фу. Гадость все-таки редкостная. Я знаешь, че думаю. Счастье-то – оно в спокойствии, в балансе. А вот Толстой, мудак блять, говорил. Что стремление к спокойствию – это блять душевная подлость. Или трусость, хер его знает. Так вот, сижу и думаю теперь. Это я трус или все-таки Толстой сраный мудак?

После этих слов мужик поднял палец вверх, резко выдохнул и почти залпом допил свой бокал виски. Я всегда думал, что его нужно пить немного по-другому. Видно, что ему было плевать. После такого глотка мужичок раскашлялся и стал жадно глотать воздух.

– Даже не знаю, – вставил я свои тихие 5 копеек.

– Как это не знаешь? Ты че, хочешь сказать, что я трус, получается?

– Не в этом смысле…

– Ладно, проехали. Шучу я. Давай все-таки нормального вискаря с тобой попьем. Без всяких там ноток торфа, бензина и прочего.

Говорил он как-то оживленно и почти радостно. Может, увидел во мне родную душу. Я выглядел уставшим, был достаточно пьяным и иногда, как и многие, считал себя одиноким. Может быть, поэтому мое лицо выглядело так, словно в него можно было много и с энтузиазмом говорить.

Я выбрал виски по своему вкусу. Попросил Рому, чтобы он налил два рокса. Поставил бокал с виски мужику на стол и чокнулся с ним своим бокалом. Он подмигнул, можно было нести виски в каюту и устроиться поудобнее, чтобы забить свою голову очередной порцией самокопания.

Вряд ли меня можно было назвать одиноким. Были вполне здоровые родители, которым я мог позвонить. Оставались какие-то ошметки друзей, которым я мог написать.

Не знаю почему и зачем, но чувство одиночества периодически прилипало ко мне. Выливалось на голову какой-то липкой, густой массой. Внезапно и почти незаметно. В очереди в супермаркете или в толпе людей перед вагоном метро. В пивном ларьке или на работе.

Может быть, дело в ней и в том, что она ушла? Но эти мысли я откинул сразу, так как унылое ощущение тоски не покидало меня, даже когда она была рядом.

Может, я просто добился того, чего хотел – ощущения мнимой свободы. Что делать теперь со всей этой свалившейся свободой, я толком не знал. Но было в этом чувстве что-то неуловимо приятное.

На работе оно всегда окутывало с двойной силой. Здесь было очень много людей. Толпа поваров мельтешила на кухне, официанты, гости – они были повсюду, и мне становилось дико тесно. В ресторане было не так много мест, где можно было спрятаться от всей этой суеты. Кладовка была одним из них, но спокойно и здесь было только по воскресеньям.

Так или иначе жизнь превратилась в сплошной общепит. Выходные я проводил либо один, либо с коллегами из ресторана. Мы постоянно что-то праздновали. Вроде и праздника не было, а что-то постоянно праздновали. Праздновали окончание очередной 14-часовой смены. Праздновали и тратили деньги, которые подняли с чаевых и скидок.

На этом празднике я был не самым выносливым. Не очень нравился человеческий шум, и я просто хотел домой. Дома меня никто не ждал, но я все равно постоянно желал там наконец оказаться.

В баре или клубе все пили и танцевали. Я старался уйти пораньше. Постоянно придумывал отмазки и все-таки уезжал. Дома я делал тоже самое, но один. Я продолжал пить и танцевать, но в одиночку и мне это нравилось.

Казалось, что двигаюсь я вполне красиво. Вряд ли так было на самом деле, но кого это могло волновать. А еще я мог танцевать под музыку, которая нравится мне, а не под ту, которую включает непонятный парень с заплывшим лицом.

Я не любил одиночество, но мне нравилось побыть одному. Она не всегда могла этого понять. Я и сам иногда понять не мог, почему одиночества избегал, но всеми силами к нему стремился.

Время 20:00

Да, второй виски был намного лучше. Мягкий и приятный на вкус. Опьянение чувствовалось все больше. Я понял это, потому что идиотская ресторанная музыка начала тянула в пляс. Хотелось пританцовывать и щелкать пальцами в такт. До конца рабочего дня оставалось не так много времени и это добавляло оптимизма.