Похитительница кошмаров - [42]

Марен засомневалась. Тогда Обскура слегка щёлкнула по мотыльку-убийце, и тот подлетел к ней.

– Живо!

Марен отпрыгнула, а мотылёк неподвижно завис в ожидании следующей команды Обскуры. Тощая балерина вытащила из спортивной сумки пипетку с прозрачной жидкостью и сунула её в угол всё ещё шевелящихся губ Лишты. А потом достала один из чёрных пакетиков, только что приготовленных Марен.

– Нет! – Ей стоило неимоверных усилий не вырвать сон из рук Обскуры.

На глазах у объятой ужасом Марен Обскура сунула под язык Лишты кошмар. Марен зажмурилась. Ей было бы больно видеть, как Лишта начнёт страдать от ужасных укусов, которые, как она знала, будут повторяться снова, и снова, и снова.

– Это то, что я думаю? – Обскура вынула из кармана маленькую жестяную баночку и открыла крышку. Её тёмные глаза сверкнули от жадности.

Марен не отваживалась посмотреть на жестянку.

– Понятия не имею, что вы имеете в виду.

– А по-моему, ты отлично это знаешь, – возразила Обскура. – Бабуля действительно не хотела, чтобы это попало ко мне в руки.

Марен ненавидела, ненавидела, ненавидела Обскуру за то, что эта злодейка называла Лишту так, будто та была и её бабушкой.

– Я ни разу её раньше не видела, – сказала она.

Обскура сдвинула крышку в одну сторону, потом в другую.

– Ты врёшь.

– Я не вру. – Марен спрятала за спиной вспотевшие руки и постаралась придать лицу максимально равнодушное выражение.

– У тебя есть один шанс рассказать мне, – заявила Обскура. – Тогда я дам твоей бабушке немного, и если ты солгала, я скормлю ей целый флакон снотворного. – Обскура наклонилась над спящей женщиной и убрала с её лба прядь седых волос. – Это вряд ли её убьёт, а там, кто знает…

Желудок Марен затрепыхался, как рыба на крючке. Если она не скажет правду, Лишта умрёт, даже не проснувшись. Умрёт у неё на глазах. И она, Марен, будет бессильно смотреть, как это происходит.

– Это шепчущая пыль. – Вина, извиваясь, заскользила по её коже, как черви. Она пообещала Лиште никому не рассказывать, а теперь дала в руки Обскуре ещё одно оружие.

Губы злодейки-балерины растянулись в мерзкой ухмылке.

– А теперь покажи мне, как это действует. – Она сунула в банку большой палец.

– Всего лишь крошечная щепотка. – Марен ненавидела себя за то, что выдала этот секрет, что рассказала Обскуре об этом красивом и опасном ингредиенте, который обнаружила Лишта.

Обскура бросила в ладонь Марен несколько шепчущих пылинок, и Марен приоткрыла Лиште рот и высыпала их в него.

– Извини, – прошептала она.

Лишта пошевелилась, что-то пробормотала и замерла.

– Продолжай. – Обскура нетерпеливо толкнула Марен в плечо.

– Бабуля? – сказала Марен. – Ты слышишь меня?

– Марен? – Голос Лишты был на удивление осмысленным. – Это ты, дорогая? Остерегайся жгучей крапивы. Ее побеги пытаются нас поймать.

– Я буду осторожна, – пообещала Марен.

Лишта тихонько вскрикнула и схватила её за руку.

– Они такие злые. О, милая, тебе лучше бежать. Моя рука застряла, так что вместо тебя они поймают меня. – Она хлопала себя по лицу, шее и рукам. – Беги, Марен!

На глаза Марен навернулись слёзы. Её бабушка угодила в ловушку кошмара, который она сотворила. Обскура оттолкнула её и склонилась над ухом старушки.

– Шипы большие, как спицы, – прошептала она.

Хрупкое тело Лишты дёрнулось, и она закрыла лицо руками.

– Беги, милая! Спасайся! Беги отсюда!

Марен отвернулась, но всё ещё слышала тяжёлое дыхание бабушки, её вздохи и крики.

– Где Амос? – спросила она, ненавидя себя за то, что хочет уйти, но не может, просто не может больше оставаться здесь.

Обскура указала на стену позади Марен.

– Соседняя дверь.

Марен старалась не смотреть на бабушку.

– Могу я увидеть его?

По губам Обскуры скользнула торжествующая ухмылка, и она кивком указала на дверь.

– После тебя.

В такой же соседней гримёрке рядом с Лиштой крепко спал Амос.

– Я прочла его текстовые сообщения и поняла, что на выходные он должен был остаться у друга, – сказала Обскура. – Поэтому я написала его матери, что он едет к другу, а затем сообщила его другу, что он якобы заболел и не может приехать. – Обскура изобразила фальшивую гримаску печали. – И зачем только ты привела его с собой? Лишняя головная боль. Теперь я должна заботиться о вас троих.

Заботиться могло означать в данной ситуации нечто совершенно противоположное, и вряд ли Обскура имела в виду что-то хорошее. На дрожащих ногах Марен прошла через комнату и проверила, дышит ли Амос. Если честно, она не ожидала, что его мама свяжет исчезновение сына с её собственным исчезновением, но невозможно даже представить, что никто не хватится их до вечера воскресенья. Марен попятилась от Амоса. Лучше уйти раньше, чем Обскура решит дать ему пакетик с кошмаром или подсыпать шепчущую пыль.

Источая самодовольство, Обскура последовала за ней в тёмный зал. Она не стала снова включать фонарик.

– Надеюсь, теперь тебе понятно, Марен Элоиза. – В темноте её шёпот был острым, как нож. – Ты действительно моя.

На Марен накатила волна осознания, ужаса и одиночества – такая мощная, что она едва не упала на колени. Если никто не начнёт искать их до воскресенья, это значило провести как минимум ещё две ночи в этом ужасном старом театре. Это значило, что ей по крайней мере ещё два дня предстоит готовить кошмары, угождать Обскуре, чтобы та не причинила вреда Амосу или Лиште, и постараться, чтобы её саму не ужалила эта отвратительная пчела. Марен не знала, как ей это удастся, но выжить – это единственный выход. Она должна выжить, ради Амоса, ради Лишты. Она закашлялась и попыталась избавиться от комка ужаса в горле.