Похитительница кошмаров - [31]
– Я… мне придётся приготовить кошмары самой, – пролепетала Марен. – Это займёт пару дней. – Приготовленные ею кошмары будут не такими страшными, как кошмары Лишты или Хэлли, но это не главное. Собственно, так и должно быть. Что-то вроде сна о пирамиде и плюшевом мишке. – И, скорее всего, я не смогу раздобыть шепчущую пыль.
Обскура покачала головой:
– У тебя есть один день. Меня не волнует, что тебе придётся делать, но рекомендую что-нибудь придумать.
Марен был до дрожи ненавистен высокомерный тон этой женщины. Похоже, Обскура привыкла командовать людьми и ни разу в жизни не встретила несогласия или отпора. Но Марен ей не прислуга. Пусть даже не надеется. Она сделала пару шагов к фасаду больницы и остановилась.
– Вы по-прежнему боитесь змей? – спросила она.
Обскура выпучила глаза. Она убрала руки за спину, но прежде чем она это сделала, Марен заметила, как она сжала кулаки, да так, что даже побелели костяшки пальцев. Ага, вот и слабое место… Крошечная дырочка в чулке, которая, если правильно за неё потянуть, превратится в гигантскую рваную дорожку. Просто Марен пока не знала, как правильнее потянуть…
– У тебя один день, – огрызнулась Обскура.
– Я сделаю всё, что смогу, – сказала Марен и, подбежав к входной двери, нырнула в спасительный вестибюль больницы.
Хэлли лежала в постели немного неровно. Марен хотелось, чтобы причиной этому было то, что она пошевелилась, но, скорее всего, медсестры просто вновь подключили её к медицинским аппаратам или обтирали влажной губкой. Хэлли умерла бы от унижения, узнай она, что её обтирают губкой. Но она не выглядела униженной. Она выглядела спящей и чуточку печальной, как всегда. Марен плотно закрыла дверь, проверила палату и все цветочные композиции на предмет скрытых камер и пододвинула стул к кровати сестры.
– Меня шантажирует всемирно известная балерина, – прошептала она. – Разве это не смешно? Но на самом деле нет, ничуть не смешно. Она видела, как я давала тебе сны, и теперь заставляет меня готовить для неё кошмары. Я не могу никому рассказать, потому что, если я это сделаю, магазин бабушки закроют, её саму могут арестовать, а мне больше не разрешат навещать тебя.
Марен представила себе, как её слова скользят по слуховому каналу сестры, достигают мозга и проникают сквозь туман комы. Она разрывалась между надеждой, что Хэлли её слышит, и надеждой, что не слышит, потому что всё это так грустно и несправедливо, а у Хэлли и без того хватает проблем.
– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она. – Точнее, я знаю, что должна делать, но не думаю, что могу. Я просто хотела всё исправить, чтобы тебе не пришлось ехать в то учреждение на длительный срок, но лишь всё испортила.
В коридоре скрипнули туфли. Марен затаила дыхание, пока шаги не прошли мимо. Она встала и, ещё раз проверив дверь, вытащила из кармана пакетик цвета яиц малиновки. И всё равно, даже если Обскура снимает её на скрытую камеру! У этой злодейки и без того более чем достаточно компромата, чтобы испортить Марен жизнь.
– Я сделала его сама, – сказала она, засовывая пакетик сестре под язык. – Получилось не очень, но сон основан на воспоминаниях обо мне и тебе. Просто на тот случай, если я не смогу навещать тебя какое-то время, а ты не сможешь вспомнить, зачем тебе нужно проснуться. Пожалуйста, прошу тебя, проснись. Желательно в течение ближайших семи дней, хорошо? Я люблю тебя, старшая сестра.
Марен какое-то время наблюдала за неподвижным лицом Хэлли, а затем, стараясь не потревожить сестру на случай, если ей уже снится сон, на цыпочках вышла из палаты.
Когда двери лифта открылись, Марен увидела Амоса, развалившегося в кресле. Заметив её, он отложил телефон и, широко раскинув руки, потянулся и преувеличенно зевнул.
– Я начинаю думать, что ты преследуешь меня, – сказала Марен.
– Клянусь, что нет, – заверил её Амос. – Я уже собирался домой, но потом решил задержаться. Хотел убедиться, что эта жуткая дамочка не шныряет по больнице.
«Ты опоздал примерно на час», – подумала Марен. Но оттого, что он знал, что что-то не так, хотя и не знал, что именно, она почувствовала себя не такой одинокой.
– Она ушла. – В голосе Марен было больше надежды, нежели уверенности. – Как дела у твоего дедушки?
– Сердце лучше, чего не скажешь про его память. – Амос небрежно пожал плечами, но в его глазах блеснули слёзы. – На следующей неделе мы переводим его в дом престарелых.
Ещё одно заведение, где никакого быстрого выздоровления не предвидится. Сердце Марен болело за Амоса и его семью.
– Какие у тебя планы? – спросила она.
Амос явно опешил.
– Э-э-э… наверное, поеду домой?
– Хочешь прогуляться со мной до пирса? Мне нужно собрать ингредиенты для снов.
– Давай. – Амос не сомневался ни секунды, и плечи Марен слегка расслабились. – Могу чему-то помочь?
– Угу, – ответила Марен.
16
– Поющие пузыри, пять долларов за бутылку! – выкрикивала веснушчатая женщина.
Пара в одинаковых футболках с названием городка остановилась взглянуть на её товары, а трое их детей носились кругами, подпевая фиолетовым пузырям и пытаясь прихлопнуть их ладошками. Вечернее солнце отражалось на ровной глади воды в гавани; над головой кружили чайки. Пирс заполонили стайки болтливых туристов – в поисках ужина, развлечений и, вероятно, капельки волшебства.
