Похититель персиков - [3]
— Это жена полковника, — удивленная моим волнением, сказала мама.
Жена полковника?! Потом я еще раз видел ее, когда она проходила мимо нашего дома, и снова она показалась мне таинственно-прекрасной — в длинном темном платье, широкополой шляпе и черных перчатках, окруженная сладостным ароматом духов.
Что до самого полковника, я знал его очень хорошо. Он всем внушал страх, в особенности нам, детям, часто игравшим поблизости от его виноградника. Мы леденели от ужаса, когда он своим металлическим голосом осыпал нас проклятиями и угрозами. Он был лет пятидесяти, тучный, коренастый, с короткой шеей. Уши у него были плотно прижаты к черепу, глаза серые и колючие, седые волосы подстрижены бобриком. Все это делало его похожим на рысь.
Мы часто видели его на плацу Марно-полё, куда он приезжал инспектировать военные учения. Солдаты, завидев его, цепенели, унтеры тряслись мелкой дрожью, офицеры менялись в лице, если штыковой удар получался недостаточно энергичным. Фельдфебель, вооруженный длинным шестом с тряпичным мячом на конце, становился против солдата, державшего в руке винтовку с примкнутым штыком. И если солдат неумело защищался, фельдфебель яростно тыкал его шестом в грудь или в лицо, а полковник приходил в бешенство — его короткая шея апоплексически багровела. Он набрасывался на несчастного деревенского парня с бранью, угрозами, оплеухами и, дав таким образом выход своему гневу, ставил беднягу под ружье. Дисциплина означала для него слепое, беспрекословное повиновение, а штыковой удар был вершиной воинского искусства.
Он вывез из России вместе с военными познаниями еще и все русские ругательства, чтобы понукать солдат, а также безграничное благоговение перед престолом — чувство, которое он перенес на его величество Фердинанда Первого.[2] В 1912 и 1913 годах он сражался против турок и сербов,[3] которые ранили его шрапнелью в бедро. С тех пор он был полуинвалидом, ходил, слегка прихрамывая. Во время мировой войны его назначили комендантом Тырнова.
В то время в городе находилось множество военнопленных. На Марно-полё, служившем учебным плацем для солдат, высились громадные стога соломы и сена. Продовольственные склады размещались в старых торговых подвалах и лабазах. Метали стога военнопленные, по большей части сербы и румыны. В лагере к западу от города жили русские, пользовавшиеся особым расположением и симпатией населения, а также французы, итальянцы и англичане, освобожденные от всякой работы.
Эта разноплеменная толпа была вверена полковнику. Он презирал румын и жестоко ненавидел сербов — «коварных, подлых союзников» по Балканской войне, которые его ранили и тем испортили ему военную карьеру. Инвалид, уже в годах, он вдруг стал проявлять заботу об унаследованной от отца земле, рассчитывая когда-нибудь выстроить там загородную виллу, чтобы на старости лет удалиться на покой. И стал часто ездить туда, проверяя, как идет окапывание или опрыскивание винограда. С истинно крестьянской бережливостью, даже скупостью, он вел счет каждой истраченной стотинке.[4] Соседям уже надоело ссориться и судиться с ним. Из-за каждого нечаянно брошенного в его владения камня он затевал скандал и грозил соседу побоями.
— Для нас, простых людишек, он был недосягаем, держался с нами, как важный барин, — рассказывал старый учитель, который напомнил мне всю эту историю.
Чтобы сделать свои владения неприступными, полковник приказал денщику протянуть между колючей проволокой, которой был обнесен виноградник, тонкую проволочку с колокольчиком, скрытым в лохмотьях пугала, поставленного на страх сорокам и дроздам.
Так как старый каменный дом на их участке был мало приспособлен для жилья, полковница предпочитала проводить лето у родных, живших неподалеку. Денщик же стерег виноградник, пока убирали урожай. Это был тощий долговязый дядька из крестьян, незадолго до того овдовевший. Его сощуренные глазки казались незрячими, бурые усы свисали над тонкими губами, как метелки кукурузы. Замкнутый, молчаливый, он ходил точно лунатик и слепо исполнял все распоряжения полковника. Не будь он денщиком, он бы, наверно, постригся в монахи и с той же рабской преданностью служил бы настоятелю, как теперь служил полковнику.
К концу лета восемнадцатого года в городе вспыхнул брюшной тиф. Небывалая засуха сжигала землю. Раскаленный солнцем город тонул в пыли и миазмах. Скалы, на которых он стоит, даже по ночам дышали жаром, точно стены огромной печи. От наполовину высохшей реки подымался тяжелый запах тины, в старых деревянных домах развелись полчища тараканов. Воду в колонках пускали всего на несколько часов в сутки. У колонок происходили свирепые стычки между женщинами, которые с вечера оставляли там ведра и всевозможную посуду, чтобы установить хоть какое-то подобие порядка. Город замер, оцепенел под бледно-голубым пыльным небом. К полудню его целиком заволакивало знойным маревом, сквозь которое прорывался лишь погребальный звон пяти городских церквей. Лавки отпирались на несколько часов. Люди перестали здороваться за руку, пили только кипяченую воду, мыли руки карболкой. Многие перебирались за город, на виноградники. Никто уже не думал о скором, никому не ведомом исходе войны, о голоде, о своих близких на фронте. Эпидемия принимала все более устрашающие размеры, а в лагере военнопленных были случаи холеры, занесенной пленными солдатами колониальных войск.
Написано сразу после окончания повести «Когда иней тает» в 1950 г. Впервые — в книге «Чернушка» (1950) вместе с повестями «Дикая птица» и «Фокер». Последняя работа Станева на анималистическую тему.
В сборник входят повести современных болгарских писателей П. Вежинова, К. Калчева, Г. Мишева, С. Стратиева и др., посвященные революционному прошлому и сегодняшнему дню Болгарии, становлению норм социалистической нравственности, борьбе против потребительского отношения к жизни.
Роман «Иван Кондарев» (книги 1–2, 1958-64, Димитровская премия 1965, рус. пер. 1967) — эпическое полотно о жизни и борьбе болгарского народа во время Сентябрьского антифашистского восстания 1923.
Повесть задумана Станевым в 1965 г. как роман, который должен был отразить события Балканских и первой мировой войн, то есть «узловую, ключевую, решающую» для судеб Болгарии эпоху.
Название циклу дала вышедшая в 1943 г. книга «Волчьи ночи», в которой впервые были собраны рассказы, посвященные миру животных. В 1975 г., отвечая на вопросы литературной анкеты И. Сарандена об этой книге, Станев отметил, что почувствовал необходимость собрать лучшие из своих анималистических рассказов в одном томе, чтобы отделить их от остальных, и что он сам определил состав этого тома, который должен быть принят за основу всех последующих изданий. По сложившейся традиции циклом «Волчьи ночи» открываются все сборники рассказов Станева — даже те, где он представлен не полностью и не выделен заглавием, — и, конечно, все издания его избранных произведений.
Перу Эмилияна Станева (род. в 1907 г.) принадлежит множество увлекательных детских повестей и рассказов. «Зайчик», «Повесть об одной дубраве», «Когда сходит иней», «Январское солнце» и другие произведения писателя составляют богатый фонд болгарской детской и юношеской литературы. Постоянное общение с природой (автор — страстный охотник-любитель) делает его рассказы свежими, правдивыми и поучительными. Эмилиян Станев является также автором ряда крупных по своему замыслу и размаху сочинений. Недавно вышел первый том его романа на современную тему «Иван Кондарев». В предлагаемой вниманию читателей повести «По лесам, по болотам», одном из его ранних произведений, рассказывается об интересных приключениях закадычных приятелей ежа Скорохода и черепахи Копуши, о переделках, в которые попадают эти любопытные друзья, унесенные орлом с их родного поля.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Хорошее утро начинается с тишины.Пусть поскрипывают сугробы под ногами прохожих. Пусть шелестят вымороженные, покрытые инеем коричневые листья дуба под окном, упрямо не желая покидать насиженных веток. Пусть булькает батарея у стены – кто-то из домовиков, несомненно обитающих в системе отопления старого дома, полощет там свое барахлишко: буль-буль-буль. И через минуту снова: буль-буль…БАБАХ! За стеной в коридоре что-то шарахнулось, обвалилось, покатилось. Тасик подпрыгнул на кровати…».
Восприятия и размышления жизни, о любви к красоте с поэтической философией и миниатюрами, а также басни, смешарики и изящные рисунки.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.
Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.