Похитить Похитонова! - [48]

*

Жарченко покрутилась перед зеркалом в поисках ракурса, который бы делал её мордашку симпатичной. Нда, потребуется немало слов и рюмок, чтобы в глазах Жоры предстать принцессой, спасающейся от дракона…

– Вы ведь не откажете женщине в беде, – полуспросит-полукивнёт Марина, наклоняясь к нему в дрожащем свете свечей.

– Да я вообще ни в чём женщине не откажу, – согласится рецидивист, косясь на интерьер ресторана, как приблудный пёс.

Стоп. Откуда взялся ресторан?

В животе проурчал красноречивый ответ.

За порцией долмы со сметанкой придумался дальнейший ход разговора:

– Видите ли, есть у меня знакомые, которые придумали ходить по домам…

– Наводчики, – выпалит сметливый собеседник.

– Да. Собрали у Виктора тёплую компанию и решили всем гостям ответные визиты нанести.

– Что нанести? – оторвётся от устриц рассеянный Жора.

– Тяжкие телесные, – угрюмо буркнет Марина куда-то себе в пухлое запястье.

Проще. Надо проще. Вот тебе пистолет, милый, вот фотографии, иди и стреляй. Никаких объяснений.

Судья дошла до края размышлений и заглядывать за него не собиралась.

*

Дом эпохи конструктивизма был раньше общежитием. От той поры остались тёмные коридоры с рядом неприглядных дверей да гуляющие по ним запахи.

Внизу Марину встретил чад от варки зелья. Чуть не задохнулась.

Чуть поднялась по ступенькам. Наткнулась на вынесенный мусор – мешки стояли, судя по опустившемуся виду, довольно давно, источая трупную вонь, человеческую и животную, ибо содержали в себе требуху вперемешку с прокладками. Один из пакетов даже вывернуло.

Лакированная туфелька перешагнула через омерзение и вступила в мир сгоревших каш, протёкших подгузников, острых локтей материнской гордыни.

Из открытой двери – из шипения воды, из грохота кастрюль, из надсадного треньканья компьтерной игры – вальяжно вышла мамаша с чихуахуа и поставила его перед взбирающейся по лестнице гостьей. Зверь поднял ножку, на полу возникла жёлтая круглая лужа. Хозяйку ничуть не обеспокоило наличие свидетельницы. Группа лиц по предварительному сговору совершала злодеяние, глядя немигающими зрачками, одинаковыми у суки и кобеля.

К четвёртому этажу пришло ощущение наркотического бреда. Скорее проснуться, как можно скорее протрезветь от этой страны! Преуспевающий юрист в четвёртом поколении, Марина Васильевна не нюхала жизни – обычного дома, набитого обычными людьми, для которых коллекционировать картины менее интересно, чем расписывать стены мочой.

Она достала из сумки глянцевитую газету, расстелила её на верхней ступеньке, крепко задумалась. Если закажешь убийство и по случайности загремишь за решётку, попадёшь в такую же обстановку, только не на полчасика, а на долгие годы. Кстати, там не будет цветастой газетки, чтобы подложить под зад: в тюрьме нет даже тоненького барьера между человеком и ступенью, на которой он оказался.

В окне мелькнуло что-то, брошенное сверху. Кукла?

Жарченко встрепенулась. Наверняка можно обойтись без насилия. Может быть, просто сказать преследователю: «Уважаемый Виктор, я знаю, вы инсценировали похищение картины из собственного дома, чтобы придумать нелепую серию обысков. Не получив моего разрешения, подсунули дрон в коробку с пиццей, и я точно знаю…»

– Я знаю, что ничего не знаю, – стеклянно отозвался неизвестный голос внутри.

– Да нет же, – слабо запротестовала судья, ожидая с замиранием сердца его дальнейших слов.

– Пропажа картины никак не связана с тобой, у тебя просто мания величия.

– Но Лотушу это дало повод напрашиваться ко мне в гости!

– Ищет картину. Ты бы тоже активно искала пропажу. Разве нет?

– Он искал её на моей выставке во Флоренции.

– Тебе показалось.

– Дрон заснял на видео мои комнаты.

– Это была всего лишь игрушка-сюрприз. Судя по тому, как она летала, ею никто не управлял. Наверное, взлетает автоматически, когда коробка открывается, да и порхает себе беззаботно, как бабочка, а ты уж испугалась сразу.

Внутренний голос успокаивал Марину, нёс на упругих волнах прочь из вонючего подъезда. Упёртость её удерживала.

– Я бы поверила, если бы тем утром Виктор не…

– А помнишь, как за ограбление ювелирного ты посадила человека, который накануне разбил стенд?

– Кого мне приводят, тех я и сажаю, – поджала губы Жарченко.

– Ты прекрасно знаешь, он просто хотел вернуть в магазин обручальное кольцо и поссорился с менеджером.

– Я ничего не знаю.

– О, теперь ты ничего не знаешь?

Ещё не вечер, а уже так темно.

Мутное окошко обращено к северу.

Мысли обращены в прошлое.

Орнитарий в парке. Аист в клетке. Удивлённая голова упирается в занозистый потолок, крылья по привычке разворачиваются, но коснувшись проволоки, болезненно подгибаются, нехотя уходят в подмышечные ангары. Тела, которые Жарченко лишала свободы, тоже не могли потянуться, развернуться, подать голос. Теперь предстояло то же самое проделать с душами – упаковать их в смерть, добросовестно заделать все щели, чтоб не проскользнули обратно, и отправить в небытие скрюченными, задохшимися, без возможности хотя бы поднять голову, хотя бы поднять глаза.

Марина плакала – и чья-то рука вдруг коснулась её плеча. Без тактичной осторожности, не деля на своих и чужих. Простая уверенная мужская ладонь.