Похищенный - [27]

Как только мы расселись по местам, шлюпку оттолкнули от пирса, и она понеслась по волнам. Новизна этого движения, странное чувство, что сидишь так низко в воде, непривычный вид берега, постепенно растущие очертания корабля -все это так захватило меня, что я едва улавливал, о чем говорит капитан, и, думаю, отвечал невпопад.
As soon as we were alongside (where I sat fairly gaping at the ship's height, the strong humming of the tide against its sides, and the pleasant cries of the seamen at their work) Hoseason, declaring that he and I must be the first aboard, ordered a tackle to be sent down from the main-yard.	Едва мы подошли вплотную к "Завету" (я только рот разинул, дивясь, какой он огромный, как мощно плещет о борт волна, как весело звучат за работой голоса матросов), Хозисон объявил, что нам с ним подниматься первыми, и велел спустить с грот-рея конец.
In this I was whipped into the air and set down again on the deck, where the captain stood ready waiting for me, and instantly slipped back his arm under mine.	Меня подтянули в воздух, потом втащили на палубу, где капитан, словно только того и дожидался, тотчас вновь подхватил меня под руку.

There I stood some while, a little dizzy with the unsteadiness of all around me, perhaps a little afraid, and yet vastly pleased with these strange sights; the captain meanwhile pointing out the strangest, and telling me their names and uses.	Какое-то время я стоял, подавляя легкое головокружение, нащупывая равновесие на этих зыбких досках, пожалуй, чуточку оробевший, но безмерно довольный новыми впечатлениями. Капитан между тем показывал мне самое интересное, объясняя, что к чему и что как называется.
"But where is my uncle?" said I suddenly.	- А где же дядя? - вдруг спохватился я.
"Ay," said Hoseason, with a sudden grimness, "that's the point."	- Дядя? - повторил Хозисон, внезапно суровея лицом. - То-то и оно.
I felt I was lost.	Я понял, что пропал.
With all my strength, I plucked myself clear of him and ran to the bulwarks.	Изо всех сил я рванулся у него из рук и кинулся к фальшборту.
Sure enough, there was the boat pulling for the town, with my uncle sitting in the stern.	Так и есть - шлюпка шла к городу, и на корме сидел мой дядя.
I gave a piercing cry--"Help, help!	- Помогите! - вскрикнул я так пронзительно, что мой вопль разнесся по всей бухте. - На помощь!
Murder! "--so that both sides of the anchorage rang with it, and my uncle turned round where he was sitting, and showed me a face full of cruelty and terror.	Убивают! И дядя оглянулся, обратив ко мне лицо, полное жестокости и страха.
It was the last I saw.	Больше я ничего не видел.
Already strong hands had been plucking me back from the ship's side; and now a thunderbolt seemed to strike me; I saw a great flash of fire, and fell senseless.	Сильные руки уже отрывали меня от поручней, меня словно ударило громом, огненная вспышка мелькнула перед глазами, и я упал без памяти.
CHAPTER VII	ГЛАВА VII
I GO TO SEA IN THE BRIG "COVENANT" OF DYSART	Я ОТПРАВЛЯЮСЬ В МОРЕ НА ДАЙСЕТСКОМ БРИГЕ "ЗАВЕТ"
I came to myself in darkness, in great pain, bound hand and foot, and deafened by many unfamiliar noises.	Очнулся я в темноте от нестерпимой боли, связанный по рукам и ногам и оглушенный множеством непривычных звуков.
There sounded in my ears a roaring of water as of a huge mill-dam, the thrashing of heavy sprays, the thundering of the sails, and the shrill cries of seamen.	Ревела вода, словно падая с высоченной мельничной плотины; тяжко бились о борт волны, яростно хлопали паруса, зычно перекликались матросы.
The whole world now heaved giddily up, and now rushed giddily downward; and so sick and hurt was I in body, and my mind so much confounded, that it took me a long while, chasing my thoughts up and down, and ever stunned again by a fresh stab of pain, to realise that I must be lying somewhere bound in the belly of that unlucky ship, and that the wind must have strengthened to a gale.	Вселенная то круто взмывала вверх, то проваливалась в головокружительную бездну, а мне было так худо и тошно, так ныло все тело и мутилось в глазах, что не скоро еще, ловя обрывки мыслей и вновь теряя их с каждым новым приступом острой боли, я сообразил, что связан и лежу, должно быть, где-то в чреве этого окаянного судна, а ветер крепчает, и подымается шторм.

With the clear perception of my plight, there fell upon me a blackness of despair, a horror of remorse at my own folly, and a passion of anger at my uncle, that once more bereft me of my senses.	Стоило мне до конца осознать свою беду, как меня захлестнуло черное отчаяние, горькая досада на собственную глупость, бешеный гнев на дядю, и я снова впал в беспамятство.
When I returned again to life, the same uproar, the same confused and violent movements, shook and deafened me; and presently, to my other pains and distresses, there was added the sickness of an unused landsman on the sea.	Когда я опять пришел в себя, в ушах у меня стоял все тот же оглушительный шум, тело все так же содрогалось от резких и беспорядочных толчков, а вскоре, в довершение всех моих мучений и напастей, меня, сухопутного жителя, непривычного к морю, укачало.