Похищенный. Катриона (Романы) - [172]

Она продолжала стоять, как стояла, грудь ее тяжело вздымалась, глаза были широко открыты. Внезапно она повернулась лицом к отцу.

- Уходи! - крикнула она.- Унеси с собой свой позор, а меня оставь с чистыми людьми. Я дочь Альпина! Ты покрыл стыдом сынов Альпина! Уходи!

Это было сказано с такой страстью, что я очнулся от оцепенения и на миг даже забыл о своей окровавленной шпаге. Они стояли друг против друга, у нее на платке расплывалось красное пятно, а он был белей полотна. Я достаточно хорошо знал его и понимал, как больно хлестнули его эти слова, но он тут же прибегнул к браваде.

- Ну, что же,- сказал он, вкладывая шпагу в ножны, однако поглядывая на Алана,- если эта стычка кончена, я возьму мой саквояж…

- С саквояжем отсюда уйду только я,- перебил его Алан.

- Сударь! - вскричал Джеймс.

- Джеймс Мор,- продолжал Алан,- эта барышня, ваша дочь, выходит замуж за моего друга Дэви, а потому я отпускаю вас с целой шкурой. Но послушайте моего совета и убирайтесь отсюда, пока она невредима! Как ни странно, но и у моего терпения есть предел.

- Черт вас побери, сударь! - крикнул Джеймс.- В нем же все мои деньги!

- Досадно, конечно,- ответил Алан с самой своей веселой улыбкой,- только, видите ли, они теперь мои.- Затем он добавил уже серьезно: - Убирайтесь-ка отсюда поскорее, Джеймс Мор, покуда можно.

Джеймс поколебался, но, по-видимому, ему не хотелось вновь скрестить шпаги с Аланом,- во всяком случае, он внезапно снял шляпу и сказал нам несколько прощальных слов с лицом грешника в аду. А потом он ушел.

И тут с меня словно спали чары.

- Катриона! - вскричал я.- Это моя шпага… Вы сильно ранены?

- Я знаю, Дэви, и еще больше люблю вас за эту боль. Ведь вы защищали этого дурного человека, моего отца! Поглядите! - воскликнула она и показала мне кровоточащую царапину.- Поглядите, вы сделали из меня настоящего солдата, и я с честью буду хранить следы этой раны!

От радости, что все обошлось царапиной, от восторга перед ее храбростью я совсем утратил власть над собой. И обнял ее, и поцеловал в ранку.

- А я что же, останусь без поцелуев, хотя до сих пор ими меня никто не обделял? - сказал Алан, отстранил меня и взял Катриону за плечи.

- Душа моя,- продолжал он,- ты настоящая дочь Альпина. Все сказания согласны, что был он редким молодцом, и он бы гордился тобой. Если я когда-нибудь вздумаю жениться, то выберу в матери моим сыновьям точно такую же, как ты, если смогу ее найти. А я ношу имя короля и говорю правду.

Он произнес все это с таким искренним восхищением, что Катриона будто глотнула целебного бальзама - а с нею и я. Он словно смыл с нас позор коварства и бесчестности Джеймса Мора. Но тут же Алан вновь стал самим собой.

- А теперь с вашего разрешения, детки,- сказал он,- как ни хорошо с вами, но до виселицы Алану Бреку чуть ближе, чем ему хотелось бы. Пора убираться отсюда подобру-поздорову.

Мы немного опомнились. Алан сбегал наверх и вернулся с нашими седельными сумками и саквояжем Джеймса Мора, я подхватил узелок Катрионы, который она уронила на лестнице, и мы уже собирались покинуть этот опасный дом, как вдруг нам путь преградил Базен, крича и размахивая руками. Едва блеснули обнаженные шпаги, как он залез под стол, но теперь смелостью мог бы потягаться со львом. А кто заплатит ему по счету? Вон стул сломали! Алан уселся на обеденный прибор. Джеймс Мор сбежал.

- Вот, бери! - крикнул я.- Заплатишь себе сам! - И швырнул ему несколько луидоров, решив, что сейчас не время проверять счета.

Базен бросился подбирать монеты, а мы кинулись мимо него в дверь. С трех сторон к харчевне бежали матросы, чуть ближе к нам стоял Джеймс Мор и отчаянно размахивал шляпой, поторапливая их, а позади него поворачивались крылья мельницы, словно вскидывал руки какой-то глупец.

Алан только взглянул на все это и припустил во весь дух. Саквояж Джеймса Мора оказался очень тяжелым, но, по-моему, Алан готов был расстаться с жизнью, только бы не лишиться добычи - ведь в этом была его месть. И он бежал так прытко, что я еле успевал за ним, дивясь и радуясь тому, как легко бежит рядом со мной Катриона. Едва враги нас увидели, как перестали соблюдать осторожность и кинулись за нами с воплями и улюлюканьем. Но нас разделяло двести ярдов, и не кривоногим морякам было угнаться за нами. Думаю, что у них нашлись бы пистолеты, но они предпочли не пускать их в ход на французской земле. Едва я обнаружил, что расстояние между нами не только не сокращается, но даже немного увеличивается, как тревога моя улеглась. Тем не менее с нас градом лил пот, а до Дюнкерка было еще далеко. Но тут мы взобрались на пригорок и увидели прямо перед собой гарнизонную роту, проводившую какие-то учения. Я мог бы повторить возглас Алана, который тотчас остановился и утер лоб.

- Хороший все-таки народ французы! - сказал он.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Едва мы оказались под защитой стен Дюнкерка, как устроили военный совет, чтобы обсудить, что делать дальше. Мы увели дочь от отца, угрожая ему шпагой. Любой судья постановил бы возвратить ее ему, а меня с Аланом, конечно, отправил бы в тюрьму. Правда, доводом в нашу пользу было письмо капитана Пеллисера, но ни Катрионе, ни мне не хотелось делать его достоянием гласности. Во всех отношениях наиболее благоразумным казалось отвезти ее в Париж к вождю их клана Макгрегору Бохолди, который, несомненно, будет рад помочь своей родственнице, а с другой стороны, предпочтет укрыть Джеймса от позора.