Похищенная наследница - [2]

Он родился в пути и это обстоятельство расценивал как некое знамение, указывающее ему, что свои жизненный путь он должен проложить сам.

Дейл и Мюриэл нежно и страстно любили друг друга, но помимо этого было в их отношениях нечто поразительное, чего нельзя объяснить словами.

Дейл стремился быть таким, каким она хотела видеть его, и, возможно, именно поэтому он так быстро вскарабкался вверх по лестнице успеха.

Казалось, все, чего касается его рука, на глазах превращается в золото.

И когда на принадлежащей ему земле в Техасе была найдена нефть, его жена от души рассмеялась.

— Теперь у тебя есть все, милый мой, тебе действительно больше нечего просить у Бога.

— Всего этого я добился только благодаря тебе, — серьезно ответил Дейл. — Ты хотела, чтобы я стал преуспевающим человеком, — и я лишь старался им быть.

Он поцеловал ее, и этим поцелуем красноречивее, нежели словами, выразил свою любовь и признательность.

Ведь она всегда верила в него, вдохновляя на покорение новых вершин или, если перевести на язык американцев, — покорение новых небоскребов.

Единственным облачком на ясном небосводе их семейной жизни было то, что после рождения дочери врачи запретили Мюриэл иметь еще детей, а Дейл так мечтал о сыновьях!

Осознав реальность данного факта, он всю свою родительскую любовь отдавал дочери.

Но счастье этого святого семейства — увы! — оказалось недолговечным.

Когда Орине исполнилось десять лет, скоропостижно ушла из жизни леди Мюриэл.

Она умерла от перитонита, с которым в то время не умели бороться.

Сердце Дейла Вандехольта было разбито.

Все, чего он достиг, поблекло, потеряло смысл.

О, если б можно было вернуть его ненаглядную подругу при условии, что он потеряет все накопленное за целую жизнь, он бы ни секунды не колебался!

Вскоре отец Мюриэл, бывший тогда вовсе не старым человеком, прислал Дейлу письмо, в котором, в частности, говорилось:

Так как моя внучка осталась без материнской опеки, крайне необходимой в ее возрасте, я считаю, что для ее же блага вы должны позволить Орине, обучаться в Англии, по крайней мере несколько месяцев в году.

Я уверен, Мюриэл полностью согласилась бы с моими доводами. Кроме того, в сложившейся ситуации на мою внучку оказала бы благоприятное воздействие встреча с остальными членами нашей семьи, с теми, кто вырастил и воспитал ее мать, Мюриэл.

Вне всякого сомнения, Орина найдет здесь много друзей и, конечно же, перспективного жениха, когда придет время…

Дейл прекрасно понял суть этого письма.

Тесть вежливо намекал, что свадьба его дочери с американцем была явной ошибкой и он не желал бы подобной судьбы своей внучке.

Неужели по прошествии стольких лет он все еще не может смириться с этим браком, даже несмотря на то что Мюриэл была бесконечно счастлива со своим мужем, который год от года становился все богаче и богаче!

Дейл Вандехольт был не просто умен, он отличался редкой тактичностью, не позволявшей ему прекословить тестю.

Все обдумав, он впервые осмыслил, чем его так притягивала Мюриэл.

Она всего-навсего разительно отличалась от хамоватых американских женщин с прокуренными голосами.

Им не хватало изысканности и, как говаривал граф, «врожденной пластичности», которую можно найти только в Англии.

Собрав в кулак всю свою волю, Дейл отправил Орину к дедушке, поставив, однако, условие, что по крайней мере два месяца в году она будет проводить с ним.

Граф был на седьмом небе.

Он очень тосковал без дочери и в то же время не мог ей простить столь безрассудного замужества, негативно повлиявшего, как ему казалось, на ее положение в обществе.

Он надеялся, что внучка окажется умнее.

А Орине нравилось жить в большом родовом поместье дедушки в Хантингдоншире.

Прекрасный дом с древней историей хранил сокровища, приумножаемые многими поколениями, — они были неотъемлемой частью истории ее семьи.

Орина научилась с благоговением относиться к портретам своих предков, висевшим на стенах.

Художественное чутье подсказывало девочке, что антикварные вещи, которые она собиралась привезти из Нью-Йорка, были бы совсем не к месту в кирпичных стенах этой старинной постройки.

Она вполне адекватно воспринимала мир по обе стороны Атлантики.

Любила суету и шум Нью-Йорка, где отец всегда находил для нее что-нибудь удивительное, но также по душе ей пришлись спокойствие и чинность англичан.

Они были хорошо воспитаны и любезны, и жизнь в Англии текла по строго определенному порядку, неторопливо и сдержанно.

Она наблюдала, как бабушка принимает гостей, и эта церемония напоминала ей сцены из балета.

Она удивленно смотрела на слуг, подающих кушанья.

Они никогда и ни в чем не ошибались, как будто кто-то невидимый диктовал им, что и как надо делать.

Гости тоже вели себя совершенно иначе, нежели развязные американцы.

Там можно было громко переговариваться через стол и болтать друг с другом, энергично жестикулируя и не замечая никого вокруг.

Здесь же беседовали в основном только с соседями по столу, причем тихо, чтобы никого не потревожить.

И Орине это нравилось.

Но американских лошадей отца Орина все же любила больше.

Они были резвее и жизнерадостнее английских.

Она видела разницу в породах и выучке, но не решалась заговорить на эту тему с дедом.