Похищение журналиста - [5]

– Видимо, хотел развернуться, заметив, что заехал не туда, и угодил передним колесом в эту яму, – предположил Чернов.

– Ну допустим, – всплеснул руками Краюхин, допустим, что именно здесь Круглов угробил свою машину. Что из этого следует? Какое это имеет отношение к похищению? Машину он угробил еще в воскресенье ночью, а похитили его в среду. В среду, понимаете?

Это я как раз понимал. Но понимал я и другое: не мог Круглов, даже если он был в ту ночь под мухой, проскочить поворот и забуриться на бывшую строительную площадку. Ведь он эту местность знал, как свои пять пальцев. И наверняка бы даже ночью, при свете фар, опознал бы трансформаторную будку, которая торчала препятствием на его пути.

– Так может он вообще был невменяемым? – вскричал Краюхин.

– Невменяемый не смог бы доехать до гаража и загнать туда машину, – возразил редактору Чернов.

Темнело довольно быстро. Но я был уверен, что похититель со звонком тянуть не будет, и оказался прав. Ровно в десять вечера он позвонил. Краюхин, надо отдать ему должное, не оплошал и мою инструкцию выполнил буква в букву. Договорились, что похититель перешлет паспорт Круглова на адрес редакции, а потом по телефону укажет место, где произойдет окончательный расчет.

– Вы хоть объясните, чего мы здесь ждем? – ворчливо спросил Краюхин, устраиваясь поудобнее на заднем сидении моей машины, предусмотрительно спрятанной за трансформаторной будкой.

– Мы ждем похитителя, – сказал я. – По моим расчетам, он непременно должен здесь появиться минут через тридцать-сорок.

– А если не появится? – ехидно сощурился в мою сторону Чернов.

– Значит, я ошибся в расчетах.

– Тогда, может быть, мистер Холмс объяснит нам, за каким чертом похититель потащится на ночь глядя на забытый богом и людьми пустырь.

– Я не мистер Холмс, я мистер Ватсон. А придет он сюда за паспортом Круглова. Журналист мертв, Краюхин. И умер он воскресенье ночью.

– Но подожди, – запротестовал редактор. – Круглов звонил нам во вторник утром. Ирина с ним разговаривала. Жаловался на болезнь, но мы решили, что он мучается с похмелья. С Сашкой это бывало.

– Бывало, – подтвердил я. – И человек, разговаривавший с Ирочкой хриплым голосом, это знал.

– Но ведь свидетели! Полдесятка свидетелей, они-то ведь не могли ошибиться. Они видели все собственными глазами!

– Свидетели видели только то, что на противоположной стороне улицы притормозила машина, из которой высочили двое молодых людей и принялись обнимать третьего. После чего все трое сели в машину и быстро укатили. Если бы свидетелям не сказали, что на их глазах похитили известного журналиста, то они считали бы эту сценку встречей друзей, которые внезапно столкнулись на шумном городском перекрестке и очень обрадовались по этому случаю. Ведь никто из свидетелей Круглова не знал. А в светлых рубашках и темных брюках ходят не только Кругловы, но и Петровы, и даже Сидоровы.

– Вот блин! – только и сумел вымолвить Краюхин и замолчал надолго, переваривая полученную информацию.

Надо сказать, что я слегка волновался. Вроде все я просчитал правильно, но ведь жизнь богаче любых логических построений, а мне бы не хотелось осрамиться перед интеллигентными людьми.

– Нет каково! – не выдержал глухого молчания редактор, в груди которого клокотал праведный гнев. – Пятьдесят тысяч ему подавай! Вот гад!

– Успокойся, – посоветовал я ему. – Не стал бы он брать твоих денег. Риск слишком велик. Могут засечь. А звонивший человек осторожный.

– Тогда зачем ему лишние хлопоты?

– Хлопоты эти совсем не лишние. Ему нужно документально подтвердить, что похищение имело место. Более того, похитители даже требовали деньги. И даже готовы были их получить. Но в последний момент, то ли по неосторожности правоохранительных органов, то ли из-за излишней подозрительности от своих намерений отказались. И когда труп Круглова будет найден, то ни у кого уже не возникнет сомнения в том, что убит он именно похитителями, которым задолжал крупную сумму.

– Вот он, – тихо сказал Чернов, указывая пальцем на неясную тень, возникшую на ухабистой дороге.

Нельзя сказать, что ночь уже окончательно вступила в свои права. Но видеть нас «прохожий» не мог, поскольку мы очень удачно спрятали машину за будкой, наблюдая за местностью через огромную рваную дыру в металле, расположенную как раз напротив лобового стекла.

Как я и предполагал, «прохожий», подсвечивая себе фонариком, нырнул в котлован. Пробыл он там не более пяти минут, а на поверхность выскочил словно наскипидаренный. Судя по всему, ему было страшно. А свет внезапно вспыхнувших фар и звук заработавшего двигателя и вовсе привел его в ужас. Он побежал прямо по дороге, которая, увы, не была приспособлена не только для езды, но и для бега. Метров через двадцать он споткнулся и упал. Когда мы к нему подъехали, он лежал неподвижно, обхватив голову руками.

– Вставай, Боря, – сказал я ему, открывая окно. – Простудишься, чего доброго. Ночь обещают холодную.

Зайцев хоть и не сразу, но поднялся. Краюхин открыл дверцу и почти силой втащил его в машину.

– Паспорт давай, – зло прошипел редактор подающему надежды поэту.

Зайцев подчинился безропотно. Паспорт действительно принадлежал Круглову, так же как и водительское удостоверение. Можно было, конечно, возликовать душой по поводу собственной проницательности, но мне почему-то не ликовалось. Да и Зайцева мне, в сущности, было жаль. Жалость, правда, была с оттенком брезгливости, но тем не менее.