Ей пришлось бежать, чтобы успеть за ним, и Харальд, почувствовав, как девичья рука начинает выскальзывать из его ладони, поумерил шаг.
Щенок, снова затявкав, увязался следом. Кейлев за спиной рявкнул, призывая к себе рабынь. Тявканье перешло в поскуливание — кто-то подхватил щенка на руки.
Харальд шагал к обрыву над морем, уводя за собой Добаву. Туда, где расселина углублялась, переходя в лестницу.
Харальд-чужанин снова дернул ее за руку, потащил за собой. И Забава пошла, поначалу даже побежала. Увидела по пути бабку Маленю — та застыла у кухни, глядя на нее горестно, безмолвно.
Она ей улыбнулась.
Тащил чужанин к обрыву. По лестнице свел вниз, поставив ее между собой и каменным боком скалы. Потом, прошагав по гулким доскам причала, спрыгнул в лодку. Принял от набежавших баб какой-то короб, тюк меховой…
И махнул ей рукой, чтобы прыгала к нему.
Забава помедлила на дощатом краю, а потом подумала — не страшней же смерти? Шагнула вниз.
Харальд поймал на лету, переправил в нос лодки. Сам уселся на лавке, устроенной за мачтой, веслом оттолкнулся от причальной сваи.
И начал грести.
Забава зачарованно уставилась на скалу, нависавшую над заливом и теперь быстро уходившую назад. Из-за края обрыва быстро проглянули дома, вцепились клыкастыми пастями в голубое небо головы неведомых зверей на коньках крыш…
Пахло солью, кричали чайки, звучно и мерно ударяли по воде весла. Солнце играло в воде. Харальд-чужанин поглядывал на Забаву при каждом гребке. Невозмутимо поглядывал, с прищуром.
И голова у нее кружилась — от воздуха, солнца, простора. Полотнище залива, плескавшегося вокруг, сине-зеленого, в пенистых прошвах волн, уплывало назад.
А может, он меня прямо сейчас убьет, подумала вдруг Забава. И мне не радоваться, а горевать надо. Просто так из дома не увозят…
На мгновенье она испугалась — не смерти, но боли. Прикусила губу, нахмурилась, посмотрела на Харальда.
Тот ровно греб, поглядывая на нее. И на оборотня, зверя в человечьей шкуре, как его назвала бабка Маленя, не походил. Глаза только сияли начищенным серебром.
Сколько не гадай, подумала Забава, а не угадаешь. Она перегнулась через край лодки, глянула на пенный ус, вылезавший из-под борта. И гребет-то быстро, словно торопится куда-то…
Дома поместья смотрелись уже мелкими холмиками, посаженными на край далеких утесов. Впереди, в просвете между скалистыми берегами, совсем близко, колыхалась и переливалась под солнцем равнина громадного моря — бескрайнего, сливавшегося вдалеке с небом.
Плеск весел вдруг умолк. Забава оглянулась через плечо — Харальд, сидя на лавке, уложил весла вдоль борта. Встал, скинул рубаху и штаны. Спокойно, не стесняясь своей наготы. Поглядел искоса, уже отворачиваясь от нее в сторону — и по губам вроде как скользнула улыбка.
В следующее мгновенье чужанин, оттолкнувшись так, что лодка закачалась, прыгнул в воду. Ветерок швырнул брызги на Забаву, она удивилась — холодно же… а он купаться задумал?
Может, все-таки не сразу убьет?
Пегая голова чужанина не появлялась на поверхности слишком долго, и Забава ощутила беспокойство. Вскинулась, уцепившись за борт, склонилась над водой, тоже колыхнув лодку — но не так, как он, а мягко…
Харальд вынырнул из воды резко, змеей, с которой стекала вода. И как раз там, где Забава стояла. Глянул снизу, легко щелкнул ее по носу, пока она смотрела на него, приоткрыв рот. Потом фыркнул, отплевываясь, и снова ушел в воду — без всплеска, беззвучно.
На этот раз он пробыл под волнами не так долго. И когда вынырнул во второй раз, тут же ухватился за край борта возле кормового весла. Скользнул в лодку.
Отряхнулся под солнцем, небрежно согнал подхваченной рубахой воду с тела — и пошел к Забаве.
Она выпрямилась в покачнувшейся лодке, посмотрела на приближавшегося чужанина округлившимися глазами. Убьет? Не убьет?
Харальд молча вытянул из-за плеча у Забавы одну из кос, принялся расплетать. Ветер дунул — и волосы потекли у него между пальцев, разлетаясь по воздуху. Он расплел и вторую косу, шагнул еще ближе, замер вплотную к ней.
И запустил обе руки Забаве в волосы. Просеял пряди между пальцами, улыбнулся, чуть потянул, прихватив волосы под затылком, так, чтобы лицо запрокинула…
Поцеловал. Забава почувствовала ласку его языка — и начала вдруг понемногу верить, что не убьет.
Глупо ведь, счастливо подумала она. Ну и что, что целует? Других, небось, тоже целовал.
А сердце пело. И в пегих косицах солнце запуталось, и руки Харальда-чужанина, еще мокрые, теплом грели даже сквозь платье. Она робко прихватила их снизу, дотянулась до плеч. Тяжелые мышцы двинулись, руки стиснули ее еще сильнее…
И разжались. Харальд оставил ее на мгновенье, развернулся, подхватил сверток, уложенный у одного из бортов. Раскинул по дну лодки покрывало из толстой шерсти.
Поглядел на нее молча, стоя у его края. Склонил голову, блеснули исподлобья серебряные глаза…
— Холодно же. — Выдохнула Забава вслух.
А потом пошла, осторожно переступая по качающемуся дну лодки. Ежась под его взглядом — светлым, но уже не страшным. Села на покрывало, не зная, что делать дальше и чего ждать. Согнула коленки, зачем-то расправила на них платье.