Похищение королевы - [13]

Мало того, изображая нестерпимое желание, Надин отчаянно крутила жирными бедрами, терзала коготками мой затылок. По причине недостаточного роста уткнулась носом ву мою костлявую грудь. В области диафрагмы.

Со стороны наш «дуэт» выглядел довольно комичным. Два клоуна — олин мужского рода, второй — женского. Он — худой, длинный, узкоплечий, она — вполовину ниже его ростом и вдвое толще. Смехота!

Надин все больше и больше волновалась. Учащенное дыхание переросло в какой-то зверинный рев, я ощущал всю ее — от мощных коленей до накрученной прически.

Неужели, не притворяется? А что предосудительного в ее волнении? Холостячка, постоянного напарника нет, и при ее ожиревшей фигуре быть не может. А природа требует своего. Не за горами — беспроветная старость, горькая и одинокая.

Казалось бы, какой мужик устоит, откажется от предлагаемого лакомства? Пусть даже это «лакомство» упаковано в нес"едобные формы. Открытые до самых сосков выпирающие груди, подвижные, несмотря на толщину, бедра, приоткрытые губы, готовые принять в себя мужские.

А мне ведь всего сорок, можно сказать, самый мужской расцвет!

И все же я не ощутил малейшего мужского желания. Не только потому, что на мне одет непробиваемый защитный панцырь — партнерша не только крутилась-вертелась, но и… потела. Запах пота забивал ее женское обаяние, вызывал тошноту.

Дед Пахом и баба Феня потихоньку ушли к себе. Понимающе переглянулись и порешили не мешать молодым. Пусть порезвится холостежь, позабавится. Оба они не закольцованы, свободны — никаких проблем не существует. Особенно в наши дни, когда так называемая мораль — нечто вроде коврика для вытирания грязных ног.

Как это так — «незакольцованы»? А как же быть с официальной моей женой, вписанной в паспорт? Живу я с ней или не живу — наши проблемы. Но штампов в нащих паспортах пока никто не убрал.

Кончилась кассета, смолкла музыка. Бедра партнерши недовольно шевельнулись, но рук с моего исцарапанного затылка она не убрала.

— Господи, до чего же было хорошо! — промурлакала она терзая носом мою диафрагму. — Будто в раю побывала… А вы?

Едкий запах пота усилился. Тошнота сделалась нетерпимой. Еще одно полупризнание партнерши и я помчусь в коммунальный туалет.

— Вам понравилось? — наседала Надин, еще сильней втискивая в мои кости «подушки». — Может быть, повторим?

Ну, уж нет, дорогая квашня, повторения не дождешься!

— Время позднее! — максимально сухо проинформировал я. — Пора спать…

Восхитительная грудь опала. Волнующие бедра застыли. Обиженно задрожали второй подбородок и жировые складки на шее. Надин непонимающе распахнула перекрашенные глаза. Подумать только, от нее отказываются! И кто — холостяк! Неужели он не сосучился по женщине?

Видимо, она думала, что танцевальные об"ятия — прелюдия к другим, постельным. Партнер просто обязан сорвать с дамы платье и другие прчиндалы, охраняющие ее невинность, опрокинуть на свою тахту. В целях дальнейшего укрепления мирных и дружественных отношений в нашей коммуналке. Ведь мужчина же он, а не гомик!

Ну, уж, нет, дорогая химикоторгашка, если и изменять супруге, то — с красавицей. Поищи своего «квазимодо». Будь на ее месте красивая женщина, я тоже бы отказался? Скорей всего, нет. Даже с учетом штампа в моем паспорте и Машеньки, оюидающей возвращения сбежавшего супруга.

— Завтра встретимся. — туманно пообещал я в качестве компенсации. — И… поговорим.

Женщина всхлипнула. В меру обиженно, в меру одобрительно. С одной стороны, лучше продолжить успешно начатую беседу прямо сейчас, не откладывая. Старики отправились на покой, никто не помешает. С другой — завтрашнее продолжение можно подготовить, продумать каждое слово и каждое движение. Назначить на вечер. Лучше — позже.

— Завтра еду в институт, потом… есть кой-какие дела…

Какие именно — можно не расшифровывать: торговля косметикой и лекарствами… Впрочем, почему меня должно интересовать времяпровождение толстухи?

— Освободитесь — навестите. Весь день буду работать — кончилось праздничное безделье.

Прозрачный намек на нежелательность предстоящей слишком долгой беседы.

Покинув мою комнату, Надин так хлопнула дверью — посыпалась штукатурка. Хорошо еще — не вывалилась дверная коробка. Наверно, выражать подобным образом свои душевные переживания у нее вошло в привычку. Ну, и пусть себе резвится, подумал я, все равно осенью предстоит делать ремонт. Если, конечно, до осени, не сбегу к Машеньке…

Всю ночь я проработал. Изгнал из сознания злополучные «занозы», решил возвратиться к ним утром.

Действительно, возвратился. Обещание, данное бабе Фене, висело надо мной палаческим топором. Утром, позавтракав, дед Пахом, по обыкновению, бродил по коридору. Считал: после еды нужно двигаться, ибо движение способствует улучшению пищеварения. Баба Феня принялась за мытье посуды.

Пора действовать!

— Пахом Сергеевич, — максимально тихо позвал я. — Загляните, имеется разговор.

Старик опасливо покосился на вход в кухню. Убедившись в отсутствии опасности, вскочил в мою комнату и прикрыл дверь. Даже защелку задвинул.

— Енто самое… что стряслось, Игнатьич?

По натуре сосед — молчун, на добрую сотню вопросов отвечает максимум двумя словами, да еще с солидными паузами между ними. Правда, паузы не пустуют, заполнены непонятными образованиями типа «то-то и оно», «енто самое». А сейчас расщедрился аж на три слова. И почти без пауз.