Похищая огонь. Как поток и другие измененные состояния сознания помогают решать сложные задачи - [15]

Профессор Гарвардского университета психолог Роберт Киган[53] называет «расстегивание этой униформы» субъектно-объектным сдвигом и утверждает, что это самый важный шаг, который мы можем сделать для ускорения личностного роста. По мнению Кигана, наша субъективная самость – это то, кем мы себя считаем, а «объекты» – это вещи, которые мы можем видеть, называть и обсуждать с некоторой объективно обусловленной отстраненностью. И если нам удается дистанцироваться от собственной идентичности на объективно обусловленное расстояние, мы начинаем гибко реагировать на жизнь и ее проблемы.

Со временем Сильва заметил именно эту особенность: «Всегда, когда я выхожу за пределы своего сознания, мой кругозор расширяется. И каждый раз, когда я возвращаюсь обратно, мой мир становился чуть шире, а я сам – чуть спокойнее. За годы это реально изменило ситуацию». Такую точку зрения разделяет Роберт Киган. В книге In Over Our Heads («То, что нам не по зубам») он пишет: «Вы начинаете… построение мира, более терпимого к противоречиям и альтернативности. Это позволяет культивировать множественные системы мышления… Это означает, что самость в большей мере связана с переходом из одной формы сознания в другую, чем с защитой и идентификацией какой-либо одной формы».

Выходя за пределы собственной личности, мы обретаем перспективу. Мы объективно осознаем существование униформы, а не субъективно сливаемся с ней. Мы понимаем, что ее можно снять, заменить изношенные или не подходящие по размеру части и даже пошить новую. Это и есть парадокс бессамости – периодически теряя самосознание, мы получаем больше шансов найти себя.

Вневременность

Поисковый запрос в Google на слово время выдает более 11,5 миллиарда результатов. Для сравнения: казалось бы, гораздо более насущные темы вроде секса и денег дают 2,75 и 2 миллиарда результатов соответственно. Время и способы его проведения для нас впятеро важнее, чем любовь и способы делать деньги. Для подобной одержимости есть убедительное объяснение. Согласно опросу Института Гэллапа в 2015 году[54], 48 процентов работающих взрослых живут в постоянной спешке, а 52 процента сообщают о хроническом стрессе на этой почве. Боссы, коллеги, дети и супруги ожидают от нас немедленного ответа на электронные письма и СМС. Мы постоянно находимся на электронном «поводке», даже в постели или в отпуске. Американцы теперь работают дольше с менее продолжительными отпусками, чем граждане любой промышленно развитой страны мира.

Этот феномен известен как «дефицит времени»[55] и имеет серьезные последствия. «Манипулируя временем, мы берем кредит у будущего, – говорит профессор экономики Гарвардского университета Сендил Муллайнатан в интервью New York Times, – и завтра у нас будет меньше времени, чем сегодня… Это очень дорогой кредит».

Нетипичные состояния сознания позволяют отвлечься от растущих процентов по кредиту, и люди достигают этого так же, как заглушают внутренних критиков. Чувство времени не локализовано в мозге[56]. Оно отличается от зрения, за которое полностью отвечают затылочные доли мозга. Напротив, время – это распределенное восприятие, рассеянное по всему мозгу, а точнее, по всей префронтальной коре. В состоянии переходной гипофронтальности, когда префронтальная кора отключается, мы теряем чувство времени.

Без возможности отделить прошлое от настоящего и будущего мы погружаемся в своего рода пролонгированное настоящее, которое ученые называют «глубокое сейчас». Энергия, обычно расходуемая на контроль времени, перераспределяется на сосредоточенность и внимание. Мы воспринимаем больший объем данных в секунду и быстрее их обрабатываем, в результате складывается впечатление, что текущий момент длится дольше – именно поэтому «сейчас» в измененном состоянии удлиняется.

Когда внимание сосредоточено на настоящем, мы перестаем сканировать прошлое на предмет болезненных переживаний, повторения которых хотим избежать. Мы перестаем мечтать о завтра, которое должно быть лучше, чем сегодня. При отключенной префронтальной коре мы не можем этого делать. Мы теряем доступ к наиболее сложной и невротичной части мозга, при этом самая примитивная и реактивная его часть – мозжечковая миндалина, ответственная за реакцию «бей или беги», – тоже отключается.

В своей книге The Time Paradox[57], [58] профессор психологии из Стэнфордского университета Филип Зимбардо, один из ведущих специалистов в области восприятия времени, описывает это следующим образом: «Если вы полностью воспринимаете окружающую действительность и себя в ней, [это] увеличивает промежуток времени, в течение которого вы плывете, держа голову над водой, и можете различать как потенциальные угрозы, так и удовольствия… Вы осознаете свое положение и направление движения и можете корректировать свой путь».

Согласно недавно опубликованным в журнале Psychological Science результатам исследования[59], проведенного коллегами Зимбардо по Стэнфордскому университету Дженнифер Аакер и Мелани Рудд, опыт вневременности настолько силен, что может формировать поведение человека. В ряде экспериментов респонденты, имевшие даже короткий опыт пребывания в состоянии вневременности, «ощущали, что в их распоряжении больше времени, были более терпеливы, активнее проявляли готовность добровольно помогать другим, ценили опыт и знания выше материальных ценностей и испытывали гораздо большее удовлетворение жизнью».