Погружение - [25]
Гора была двулика, как Янус. Один склон заливало солнце, он порос дубами и приморской сосной. Другой склон был окутан темнотой. Снег лежал там месяцами, там были альпийские луга, дубы и орешники и болота, в которые олени проваливались по ноздри. На этой стороне чаще шел дождь. Ферму, где она покупала еду, можно было найти разве что по дыму, идущему из трубы. Направляясь наверх вместе с вьючным пони, она частенько попадала в озеро солнечного света, когда переходила с одной стороны горы на другую, ту, что обращена к морю. В такие дни она снимала охотничью куртку и медленно карабкалась дальше, потея под солнцем. Куропатки вспархивали из подлеска, вилась пыль, а звук шагов отдавался в самых древних камнях планеты. Хижину она купила не по этой причине, но вот что ей очень нравилось: эта земля никогда не была дном ни Лигурийского моря, ни какого-нибудь другого. Если бы она была бессмертной, она могла бы сидеть на горе под луной и звездами, как в снежном шаре, и ни разу за миллион лет не замочить ног.
Он зашел в реку и через несколько шагов скрылся под водой.
Он часто ходил в «Голову сарацина» на Черч-стрит вместе с сестрой и ее друзьями, но никогда не задумывался о вывеске паба, пока не поступил в разведку. Он рос считая пустыню символом разорения, скуки… пустоты. Молитва, которую он в детстве читал перед сном, запах мыла, полотенца, латунные дверные ручки, ощущение дома, когда дождь стучит по окнам, «вывел из земли, в которой течет молоко и мед, чтобы погубить в пустыне»?
Детство Азиза было таким же, только наоборот. Его семья владела оазисом рядом со скалой, близ сирийской границы. Они уехали туда из Багдада на караване сверкающих машин. Скала заслоняла их от солнца, по утрам все было мокро от росы. Воды было вдосталь, рабочие выращивали овощи в полях. Из металлических кранов вода хлестала в цементные корыта. Верблюды пили до отвала. У лошадей были свои поилки. Шатры, просмоленные от ветра, стояли в стороне от животных. Когда Азиз мерз, его иногда выгоняли спать на улицу, потому что в песке было теплее.
Он был арабом, выросшим в бинарном мире. Ноль, один, ноль, один, один, пустыня, город, пустыня, город. В Багдаде он пил колу из банок. Смотрел вестерны. Друзей ему заменяли компьютерные игры. Парень из футбольной команды рассказывал, что у него были сексуальные отношения с девушкой. Там были диктатура, война с Ираном, выхлопные газы, клубившиеся над эстакадой в том месте, где она пересекает сама себя. А в пустыне были лошади и занятия по медицине. Сидя в шатре, ему приходилось каждые несколько минут стряхивать песок с учебников. Там ничего не производили, кроме кожи. Каждое живое создание в пустыне казалось ему драгоценным. Все они должны были существовать так, чтобы чувствовать себя созданием Божиим. В пустыне не было места. Она простиралась по Ираку, Саудовской Аравии и до самого Омана. Он брал лошадей и носился по ней, по этому морю в центре мира, по бесконечным, шуршащим, волнистым пескам. Этим Азиз был похож на Джеймса: если бы не чувство долга, он бы вернулся к лошадям.
Молитвы в пустыне были другие. Заметно прохладнее – из-за жары. Азиз осознал величие Корана в те ночи, когда видел горящие в небе звезды, – их было столько, и они были так далеко, что только Аллах мог создать их, и любая идеология по сравнению с ними казалась ничтожной.
Коллеги Дэнни были атеистами или агностиками, за исключением одной прихожанки англиканской церкви, которую однажды сбила машина на Фулхем-роуд. Она впала в кому, и семья попросила прочитать у ее постели молитву. Дэнни не хотелось этого делать, но момент для возражений был неподходящий. В больнице ей вручили для чтения «Песнь трех отроков». Слова ее поразили. Перед упоминанием земли и солнца была строка, явно взятая у шумеров: «Благословите Господа, все воды, которые превыше небес, пойте и превозносите Его вовеки».
Коллега была на пути к выздоровлению. Сама она не могла представить воды превыше небес. Если такое море будет в глубину всего-навсего как Солнечная система, и если там будут действовать те же физические законы, то давление на абиссальной глубине достигнет такого уровня, что у рыб вообще не будет скелета, и они будут походить на привидения.
Benedicite, aquae omnes, quae caelos sunt quae super caelos sunt, Domino, benedicat omnis Virtutis Domino.
Постепенно Джеймсу стало легко с Азизом. Иракец защищал его от суеты и беспорядка, царившего среди моджахедов. Они говорили об Америке.
– Вы говорите о достижениях. Разве торговый центр – достижение?
– Студенческий аргумент. Почему вы говорите только о шоппинге? Америка отправила человека на Луну.
– Так говорят.
– Посмотрите на себя. Саудовская Аравия готова к революции. Люди занимаются только покупками, больше для них ничего не существует. Страна в социальной коме.
– Величие, вскормленное таким образом, настоящее, – заметил Азиз и сменил тему.
Он не имел ни малейшего представления о правительстве и никогда не изучал политику, философию, историю или экономику. Он вел себя как рядовой протестант, полагающийся на веру в то, что его клиника превратится в систему здравоохранения. Томас Мор камня на камне не оставил бы от этого мировоззрения. И не только потому, что в основе его лежало мусульманское тщеславие, но и из-за его безысходности. Идея халифата не находила поддержки, потому что была безжалостной, во-первых, и не опиралась на закон, во-вторых.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.