Погружение - [12]

Она передвинула стол так, чтобы смотреть на горящие дрова, а не на метель. Она работала над уравнениями, описывающими скорость удвоения популяции микробов. Разумеется, работала. Это была серьезная работа, монументальная. Она почти не заметила, когда к указанному ею часу принесли кофе. Она не думала о мужчине, которого встретила на пляже, а потом в холле. Она зеленой ручкой записывала на карточки цифры и свои замечания. К концу недели у нее будет целая стопка карточек. В Лондоне она сложит их по порядку и, выписав из них все важное, сложит их в деревянный картотечный ящик из тех, которые раньше использовали в библиотеках. Иногда она брала карандаш и вычисляла что-то на больших листах бумаги.

Он постучался в дверь на пару минут раньше, чем они договаривались, – хотел посмотреть на нее за работой. Она его впустила, и он молча стоял у окна, ожидая, пока она закончит.

Она попросила его закрыть дверь и первая пошла по коридору, по мягкому ковру, чувствуя спиной его взгляд. Ей нравилось внимание. Зима – время, когда нельзя без мужчины. Летние дни прекрасны, но мужчины летом потные и надутые. Зимой мужчина более привлекателен, более мужествен и доступен, даже если он впадает в меланхолию. А потом, не успела она дойти до лестницы, пришло новое ощущение, серьезнее. Время сжималось, складывалось, как оригами, но ей казалось, что так уже бывало. Точнее, именно это и должно было случиться сейчас.

Они пообедали в зеркальном зале с огромными двустворчатыми окнами по всей длине. Летом эти окна открывали, и получалась веранда. На противоположной стене, выкрашенной в кремовый цвет, висели большие зеркала в позолоченных рамах, а в центре стены красовался мраморный камин, в котором ревел огонь. На каминной полке подрагивали огоньки свечей и стоял портрет Сезара Ритца в окружении персонала отеля. 1900 год. Работники слонялись по пляжу, повара в белых колпаках, садовники в рубашках, перечеркнутых подтяжками. На заднем плане застыло море, как будто подчеркивающее и объясняющее смысл отеля в жизни патрона и жизнях персонала и гостей. Лучше всего здесь подходило избитое выражение «второй дом». На несколько дней отель дарил гостям жизнь, какой у них никогда не было дома. Он был задуман и создан так, как иные задумывают и создают романы.

В этот день в отеле горело множество очагов. Буря колотилась в окна, за стеклами почти ничего не было видно. Сосны и дюны еще можно было различить, а вот море уже нет. Снег становился все гуще, засыпал следы на лужайке, превращая землю в доисторическую пустыню, какая невозможна в Африке. Свечи отражались в окнах, с обратной стороны стекла падали крупные снежинки, и в огонь подкладывали все больше поленьев. Все это было совершенно очаровательно.

Как хороша она была среди этой зимы. Он чувствовал, что должен занять какое-то место в ее жизни, хотя на дворе была уже суббота, а в среду он уезжал. Официант усадил их. Она почувствовала на руке легкое дуновение ветра от окна. Как чужое дыхание.

– После вас, профессор, – галантно сказал он.

– Откуда вы знаете? – повернулась она.

– Видел в книге регистрации. И каких наук вы профессор?

– Догадайтесь?

– Обязательно? – смутился он.

– Мне интересно.

– Музыка?

– Нет.

– Антропология?

– Продолжайте.

– Юриспруденция?

– Ошибка.

– Что же тогда?

– Математика. Я занимаюсь математикой в применении к изучению океанской жизни.

Она с интересом изучала его лицо. Он явно не имел никакого отношения к академическим кругам, и в нем не было ничего смешного. У него была квадратная челюсть и выдающиеся скулы с тонкими темными сосудиками. Чисто выбритое лицо казалось довольно властным. А когда он улыбался, то будто светился.

– Вы океанограф, – улыбнулся он.

Она уже размазывала масло по хлебу и в запале взмахнула тупым ножом.

– Нет такой науки океанографии. Просто разные науки занимаются изучением моря.

– Или подводного мира.

Странно, что он это сказал.

– Точно, – ответила она.

– А какой океан ваш?

– В смысле?

– Какой океан вы больше всего любите?

– А, это просто, – она указала на окно. – Вот этот. Атлантику.

– А почему?

– С научной точки зрения или вообще?

– Вообще, – осторожно сказал он. Он чувствовал, что его оценивают.

– Атлантика охватывает половину западного мира. Это океан работорговли и пароходов. Финикийцы звали его Морем рока. Тут течет Гольфстрим. Это разноцветный океан. Серый и зеленый. Тут есть колонии морских птиц. Ну а еще это огромная масса ледяной воды, в которой можно утопить довольно высокие горы.

– Насколько там глубоко?

– В среднем 3600 метров.

– Миссис Мемори!

– «Тридцать девять ступеней»?![10]

– Ну я же сказал – миссис Мемори.

Она расхохоталась.

– А вы? Что вы делаете?

Он ответил сразу, не хотел мучить ее догадками:

– Я консультирую по вопросам водоснабжения в Африке.

– Как благородно.

– Консультирую британское правительство, – добавил он.

– Значит, вы живете в Африке?

– Да, в Найроби.

– И как, нравится?

Первое, чему он научился в разведке, – уводить разговор от своей работы. Он не рассказывал ей в подробностях свою легенду о работе инженером-гидротехником, а просто передал основные впечатления от Африки. Он описал ей сад в Мутгейге – висящие цветы, бассейн, миллионы муравьев, облепляющих древесные стволы после дождя, свою домработницу, повара и старого садовника. Подчеркнул, что живет один. Потом рассказал ей, как в сумерках катался на пони для поло по лесу Нгонг и видел высоко на дереве украденный двигатель, в котором, как в гнезде, сидела обезьяна. Пояснил, почему в этом лесу так много гиен.