Погребенный кинжал - [57]

Теперь он понял, почему его приемный отец не пришел за ним лично. Некаре был слишком умен для этого, слишком осторожен. Верховный Владыка будет относиться к последнему вызову своего приемного сына так же, как он относился к каждому этапу взросления Мортариона — как к испытанию.

Однако Мортариона больше не волновало, что будет считаться провалом испытания, а что — успехом.

Десалем все еще презрительно смеялся, когда Мортарион догнал Владыку в сгущающемся тумане сразу за границей поля и убил всех его воинов, кроме одного.

Все похищенные люди были уже мертвы, задохнувшись в леденящем безмолвии, но те, кто забрал их, последовали тем же путем в темноту, пав от руки Мортариона. Коса фермерской машины стала совсем другим инструментом, когда сверкающий острый край разрезал лепечущих, сшитых вместе существ.

Ворох кишок и дымящиеся лужи крови покрыли скудную растительность вересковой пустоши, когда крики агонии оборвались. Мортарион позаботился разоружить и искалечить одного оставшегося голема, прежде чем обухом косы разбить лицо Десалема в месиво.

Владыка с ненавистью плюнул в Мортариона, проклиная его за то, что тот осмелился напасть на одного из своих господ.

— Ты считаешь, что можешь приходить сюда и безнаказанно убивать, — сказал ему Мортарион. — Ты веришь, что туман защитит тебя. Что ничто человеческое не сможет коснуться тебя, — он указал на ядовитую дымку вокруг них. — Сегодня всё изменится.

Крысиное лицо Десалема исказилось в замешательстве, и именно тогда Мортарион убил его. Изогнутый конец косы вошел в тело Владыки на уровне горла и двинулся вниз по всей длине его туловища, позволяя вонючему потоку мутировавших внутренностей вывалиться наружу и запятнать темную землю.

Мортарион повернулся, чтобы посмотреть на оставшегося в живых.

— Ты жив, потому что мне нужен посланник, — он наклонился и заговорил медленно и четко, чтобы не было недопонимания. — Скажи Некаре и остальным, чтобы готовились. Сколько бы времени это ни заняло, правление Владык на Барбарусе закончится. Я приду за ними всеми.

Затем он повернулся и пошел обратно к мерцающему свету факелов.

[Варп; настоящее время]

Мертвый и все же живой.

Ужас от осознания этого гнал Мортариона прочь, и даже строгий процесс обеззараживания не смог избавить его от нездорового страха, который снова и снова появлялся в мыслях примарха.

Увиденное им в изоляторе было тем, что он всегда считал невозможным.

Это не было заносчивостью — возможно, он обрел смирение, обремененный опытом — достаточным, чтобы осознавать, что во Вселенной было много всего, недоступного его пониманию. Мортарион был свидетелем многих вещей в свое время, ужасов и наслаждений столь странных, что ни один здравомыслящий человек не смог бы увидеть их и остаться в здравом уме.

Но на протяжении всего того времени, что он возглавлял Гвардию Смерти, была горстка непоколебимых истин, поддерживаемых нерушимыми и неизменными. Они были столпами, на которых зиждилось самосознание примарха, определялась сама суть его легиона.

Гвардия Смерти никогда не отступает. Мы всегда сопротивляемся. Мы не боимся смерти. Мы не слабы.

Но ужасающее разложение и бессмертие Цуррика положили всему этому конец. Никогда за всю свою жизнь Мортарион не сталкивался с ядом или биологическим оружием, которому Гвардия Смерти не смогла бы противостоять. Его сыновья пили яд, как воду, они вдыхали нервнопаралитические газы и токсины так, будто это был чистейший глоток воздуха, а строение их несокрушимых тел позволяло игнорировать любые разновидности вирусов, которые природа или извращенная наука могли направить против них.

Ни один легионер Гвардии Смерти никогда не умирал подобным образом. Никто, будь то Бледный Сын или рожденный на Терре воин, никогда не позорил XIV Легион, став жертвой чего–то столь ничтожного, как болезнь.

До Цуррика. Ибо именно она погубила его, зараза настолько опасная, что смогла прожечь крепкие барьеры его тела и прорваться внутрь. Бедный Цуррик был поражен — нет, хуже того, он был захвачен изнутри химерным вирусом, о котором говорил Крозий.

Болезнь, которая может искалечить самый несгибаемый из Легионов Астартес? Раньше Мортарион высмеял бы эту идею. Но он видел это собственными глазами, и реальность потрясла его. Сила Гвардии Смерти была для него непреложным законом. Видеть то, как этот закон был целиком и полностью растоптан, стало событием, которое он никак не мог принять.

И как будто этого было недостаточно. Казалось, что сила этого своенравного вируса проникла в само загробное царство. Как ещё можно объяснить существование нежити? По всем существующим критериям, Цуррик должен был быть мёртв. Тем не менее, он всё ещё был жив… если такое ужасающее существование можно назвать жизнью.

Мортарион посмотрел на свои перчатки. Он вынужденно оборвал биение сердца своего сына, проявив милосердие, освобождая его от этого позора, только чтобы увидеть, как лезвие, которым он воспользовался, начнет ржаветь и рассыпаться. Разложение, живая гниль, заражение — что бы это ни было, оно преобразило легионера.

Во что именно, примарх не знал.

Войдя на командную палубу