Погребённые заживо - [85]

И он сконцентрировался на боли, которую причиняли ему десяток порезов и синяков. Он ковырял ногтем царапины на суставах пальцев, пока физическая боль не пересилила тупую, ноющую боль, которую оставили слова этого человека.

Люк встал, нащупал, шаря руками по грязному полу, вокруг себя куски порванной ленты. Он попытался сконцентрироваться на плане подвала, который мысленно нарисовал себе: низкие углы, сырые трещины и пахнущие плесенью углубления. Полки с толстым слоем пыли. Банки с краской. Мешки с цементом и рамки для картин.

Если мужчина все еще находится в доме, он, вероятно, скоро спустится к нему снова. Чтобы рассказать еще больше… или хуже того.

Люк вгляделся в густую, непроглядную темень и принял решение.

Ему необходимо оружие.

Глава восемнадцатая

Сталкиваться с убийством всегда ужасно, но когда дело доходит до того, чтобы выехать на осмотр трупа, меньше всего это хочется делать глубокой ночью. Хотя при свете дня место преступления кажется еще более бесстыдным и крикливым. И все дело в том, как солнечный свет, падающий на тело, подчеркивает жестокость происшедшего. Бьет, как обухом по голове, шокирующей правдой — трагедия произошла, пока все остальные люди занимались своими делами: гуляли по городу, ходили по магазинам, сидели, скучая, за кассой или письменным столом. А в это время всего в нескольких метрах от них кто-то истекал кровью и умирал.

Ночью же Торн мог выполнять все необходимые в таких случаях действия, слабо утешая себя тем, что сделает нужную, хотя и грязную работу, «уладив недоразумение» еще до рассвета. Когда у него было плохое настроение, он считал подобную ночную работенку сродни сгребанию дерьма лопатой на гору. Но сегодня, стоя над трупом пожилой женщины, пока все ее соседи еще спали, он чувствовал, что будет вносить свой посильный вклад в дело поддержания благочиния, которое порождало незнание.

Он успел перекинуться парой слов с Хендриксом, пока тело упаковывали в пластиковый мешок. Обычный разговор, который ведут люди, прежде чем приступить к работе:

— Как дела?

— Хорошо. Ты прочитал мою записку?

— Да, но это мало что меняет.

— Не совсем. Я видел Брендона.

— И что?

— Что — никто не кричал, и я не пытался разбить ему лицо — такое красивое лицо…

Сейчас, по прошествии минут сорока, разговор перетек в более деловое русло. Говорили о мертвенной бледности и температуре внутренних органов, травматической асфиксии и трупном окоченении. Пока Хендрикс что-то записывал на маленький цифровой диктофон, Торн наблюдал, как бригада криминалистов сновала по крошечной спальне Кэтлин Бристоу. Всегда, когда Торн видел их за работой, он чувствовал, что нечто точит его изнутри, раздражает, как грубый шов на костюме из искусственной ткани, который натирает кожу. Через несколько лет работы он понял — дело в обыкновенной зависти… Торн завидовал их уверенности, их знаниям, которые, как он полагал, и давали это чувство уверенности, которое сам он испытывал редко.

Их уликам, которые они соберут для таких, как он, подпишут, запакуют и представят в суде. Без этого — лучшее, что он мог предложить, свои догадки и предположения.

— Что можешь сказать, Фил?

Хендрикс взял мертвую женщину за руку. Ее тело было испещрено пятнышками и казалось синеватым на фоне его бежевых медицинских перчаток.

— По всем признакам мы можем говорить о двадцати четырех часах. Возможно, смерть наступила вчера рано утром. Или глубокой ночью.

Вчера вечером они арестовали Гранта Фристоуна.

Но Фристоун не может быть убийцей, верно? Ведь уже установлено, что он никого не похищал. Слишком много совпадений, или смерть Кэтлин Бристоу напрямую связана с похищением Люка Маллена.

— Я считаю, ей сломали пару ребер, — заявил Хендрикс. — Когда вдавливали ее в пол, возможно, уперлись коленом в грудную клетку.

Когда Хендрикс протянул руку, намереваясь залезть в рот Кэтлин Бристоу, чтобы взять на ватку образец слюны с внутренней поверхности губы, Торн отвернулся. Вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Эксперт-криминалист, с которым он был отлично знаком, трудился в столовой, методично обрабатывая маленький столик, на котором стоял телефон с автоответчиком. Именно с этого аппарата детектив из дежурной бригады «убойного отдела» позвонил Дейву Холланду, прослушав сообщение, которое тот оставил для Кэтлин Бристоу. Направляясь к задней двери, Торн обменялся шутками с полицейским, но сам думал о том, насколько же осунулось лицо пожилой женщины, когда Хендрикс вытащил ее вставную челюсть.

На улице Торн, набросив целлофановый капюшон, приблизился к тому месту, где в таком же костюме, облокотившись о стену рядом с окном кухни, стоял Дейв Холланд. Деловито жужжащий генератор у передней части дома и мощная дуговая лампа осветили половину сада у двери, ведущей в кухню.

Холланд сделал две быстрые затяжки, поднял сигарету вверх — так, чтобы ее видел Торн, и указал глазами на второй этаж дома:

— Подобное, кажется, является веским основанием плюнуть на все и закурить, как считаешь? Это потом будешь чувствовать себя виноватым в том, что поддался слабости.

В отличие от большинства людей, после рождения ребенка Холланд решил бросить курить. Однако на работе он продолжал курить, пока об этом не узнала его подружка и не устроила скандал. С тех пор Дейв изо всех сил старался положить конец своей пагубной привычке, но, как признавался, случались моменты, когда такая слабость, как выкуренная сигаретка, казалась ему обоснованной.