Погребённые заживо - [81]

С тех пор как пропал Люк, Мэгги научилась беззвучно плакать. Ей лишь нужно было отвернуться, отойти к окну и взять газету. И хотя слезы катились по щекам, мучительные всхлипы и вздохи она сдерживала у себя внутри, они оставались крепко зажатыми в груди.

Она так поступала, потому что остальным необязательно было это видеть. Потому что это бы все равно не помогало.

Сейчас она тайно рыдала, чтобы быть сильной ради дочери, которая старалась быть сильной ради нее. Она слушала Джульетту, а слезы, которые дочь не могла видеть, бежали по подбородку и стекали за воротник ее ночной рубашки. Мэгги лежала на диване, длинные ноги ее дочери вытянулись поперек ее ног, она смотрела телевизор и думала о запахе сына, о том, как вьются его волосы на затылке. О дырке, которая образовалась внутри нее, — красная и саднящая, как пулевое отверстие.

Мысль о том, что Джульетта совсем взрослая и в состоянии справиться с потерей брата и матери, не принесла утешения.

Мысль о том, что она ее потеряет, была почти невыносимой. Но если с Люком что-то случилось, мысль о том, что она не успела спасти своего первенца, была совсем уж невыносимой.

Когда они ехали на юг в Кентиш-таун, движения на дорогах почти не было. Пустынные шоссе были практически единственным плюсом в небывало ранних утренних часах или слишком поздних ночных.

— У тебя музыка есть? — спросила Портер.

Торн потянулся вниз, стал перебирать шесть компакт-дисков, хранящихся на мультичейнджере, который он установил в передней панели БМВ.

— Что-нибудь из бренчащего кантри?

Торн поднял взгляд, теперь он почти не сомневался, с кем она побеседовала. Он ответил ей своей самодовольной улыбочкой типа «а-мне-наплевать».

— Холланд — покойник. Тебе это известно, правда?

— По правде сказать, я люблю кантри: Гарт Брукс, Шания Твейн…

Торн состроил гримасу, потом попытался найти нужный компакт-диск.

— Ладно, поскольку ты первая начала дразниться, пусть жизнь не кажется тебе медом.

— Кстати, это был не Холланд, — призналась Портер.

— Тогда кто?

Зазвучала музыка: нежная, печальная гитара оттеняла унылые вздохи аккордеона. Потом голос…

— Это кто? — спросила Портер спустя пару минут.

— Хэнк Уильямс…

Портер выглядела сбитой с толку, даже огорченной.

— А он собирается петь?

Когда стрелка на спидометре достигла отметки в сто километров, Торн объяснил, что Уильямс за всю свою карьеру выпустил целую серию альбомов под псевдонимами. Будучи «Люком-скитальцем» он написал и выпустил несколько «повествований» — он проговаривал текст на фоне простого музыкального сопровождения. Некоторые откровенно напоминали блюз, другие были скорее похожи на молитву или проговоренный гимн. Такие моралистические декламации — слишком некоммерческие для музыкальных автоматов и радиоэфиров, которыми известные люди зарабатывали себе на хлеб, — были унылы, но жалостны, совсем не в стиле крепко пьющего отступника, которого боготворили фанаты музыки кантри.

— Чересчур мрачная, — заметила Портер.

— Ты права, — Торн надавил на газ, чтобы успеть на желтый, и повернул налево к Белсайз-парку. — Однако классно иметь второе я. Как считаешь? Иметь вторую натуру, о которой никто даже не догадывается. Которую можно обвинять во всех смертных грехах и заставлять совершать то, что не хочется?

Портер согласилась, что сама идея неплоха.

— А что бы ты сделал?

Он минуту размышлял, потом улыбнулся:

— Было бы неплохо сообщить Тревору Джезмонду, что он не с тем парнем связался. «Прошу прощения, сэр, но вы путаете меня с Кевином-Бестолочью. Или, может, вы считали, что я Роджер-Пофигист». А ты?

Портер тоже задумалась, но на ум ей ничего не пришло, поэтому дальше они ехали молча, слушая «Мужчин с разбитыми сердцами», которую Уильямс с гордостью характеризовал как «самую ужасную и самую ненормальную песню, которую вы когда-нибудь слышали».

Когда они подъезжали к его дому, он сбавил скорость. Привлек внимание Портер к магазинам и местным достопримечательностям, интересным пабам. На Кентиш-таун-роуд он позаботился о том, чтобы показать ей «Бенгальский улан».

— Лучший индийский ресторан в Лондоне, — сообщил он. — Ты любишь индийскую кухню?

Портер кивнула:

— Сомневаюсь, однако, что они осуществляют доставку в Пимлико.

— Я мог бы пригласить тебя в ресторан, — Торн скосил глаза, их взгляды на долю секунды встретились в боковом зеркале дальнего вида. — Там за нами поухаживают.

Когда они достигли дверей квартиры, Торн быстро вошел внутрь, держась на несколько шагов впереди Портер и по пути наводя порядок. В прихожей он ногами затолкал под вешалку брошенные посередине туфли, поправил коврик, убрал пиджак, который небрежно висел на спинке стула. Портер двинулась дальше, пока он остановился, чтобы бросить сегодняшнюю почту к уже лежавшей на столе корреспонденции. Когда он догнал ее в гостиной, она стояла наклонившись и гладила кота, делая вид, что не читала записки, оставленной на диване.

Торн поднял клочок бумаги и прочитал:

«Не беспокойся, вчера было сказано много всякой чуши. Слишком много выпивки плюс усталость.

Сейчас чувствую себя намного лучше.

Доедаю твой хлеб. Извини…»

— Как зовут твою подружку? — спросила Портер.