Пограничная зона - [16]
После ужина мы выходим. Идем в бар. Деваться некуда — мой «якобы дружок» только что заявился и с ходу понес всякие благоглупости. Ему не нравится Саффи. Раз так — он не одобряет мой выбор. Вот мы с Саффи и удаляемся. Спускаемся по розовой лестнице дома, в котором я живу. Направляемся в «голубой» бар. Открываем дверь и оказываемся среди геев-весельчаков.
Недолго идем пешком. На улице зима. Жутко холодно, но я в пальто нараспашку и ничего не чувствую. Даже если сегодня вечером мне раздавят грудную клетку — я и тогда ничего не почувствую.
Находим крошечное уютное заведение. Устраиваемся за столиком друг напротив друга и пьем. Разговариваем, смеемся и пьем. Потом моему терпению приходит конец: не могу больше смотреть, как ее слишком розовые губы касаются края стакана с красным вином.
— Саффи. Я хочу пойти с тобой в гостиницу. Хочу спать рядом с тобой, а утром съесть на завтрак яйца. Яйца и тосты, только ты и я…
Саффи улыбается в ответ.
— Я тоже.
У гостиницы, которую мы находим поблизости, жалкий вид. Она скорее похожа на станцию техобслуживания. Портье, увидев парочку блондинок в сабо, начинает нервничать. Возбуждается, блеет, смеется, как дурак. Скалится на нас огромными лошадиными зубами. Мне он кажется смешным и нелепым — то и дело что-то роняет на стойку. Наше присутствие так его нервирует, что он сейчас разнесет гостиницу. Сделав тысячу и один пируэт, он наконец протягивает нам ключи от номера, жирно улыбается, и улыбка у него заискивающая. Мечтай, мечтай, приятель!
При зажженном свете комната выглядит до слез убогой. Но в темноте она превращается в волшебный домик, как в чудесном мире диснеевских мультяшек. Мы по очереди принимаем душ. Ложимся. Решаем немного выпить. Я запаслась на всякий случай. Мы пьем из одного стакана. Потом из одной бутылки. Потом переливаем вино изо рта в рот. Игра «Напои партнера». Порции становятся все больше, рты раскрываются все шире и шире. Языки проталкивают вино в глотку. Я приподнимаю белую простыню. Ее тело в точности похоже на мое. Не могу прийти в себя от изумления. Тот же рост, те же груди, волосы, смеющиеся глаза. Неужели я дотрагиваюсь до самой себя? У меня что, приступ нарциссизма? Может, я лежу на зеркале? Вдруг оно разобьется и я утону? Глупо, но внезапно я пугаюсь. Горло сжимается. Саффи кладет руку мне на грудь и открывает рот — широко, еще шире. Мой пищевод — соломинка, через которую она пьет коктейль из моего нутра. Она пьет мой страх. Ее соски съеживаются, мы касаемся друг друга, и я реагирую так же. В этом есть что-то смешное — словно встретились четыре воздушных шарика.
Я стою над Саффи на четвереньках и целую ее нежный живот. Свет уличных фонарей пробивается в комнату, и я вижу ее золотое руно. Саффи словно укачивает сама себя, она раздвигает ноги, я тоже. Мы раскрыты, распахнуты. Я опускаюсь ниже. Мой язык ныряет в раковину пупка Саффи, рисует слюной дорожки к подмышкам. Наши ноги раздвигаются еще шире — я бы никогда не подумала, что такое возможно. Мы словно хотим совместить наши дверки. Саффи постанывает. Как чудесно это звучит. Я привстаю. Вижу, как открываются ее глаза. Большие коровьи глаза. Поднимаюсь чуть выше и целую ей грудь. Она возвращает мне ласку. Я так возбуждена, что, кажется, сейчас взорвусь, разбрызгав себя по всей этой жалкой комнатенке. Не могу больше сдерживаться. Я хочу ее. Так сильно, что разболелся низ живота. Но, стоит мне остановиться и взглянуть на Саффи, и страх возвращается. Я снова пугаюсь. Она слишком на меня похожа. Что-то не так. А вдруг эта девушка — мой клон? Или, что еще хуже, клон — это я? А вдруг я подданная, раба Саффи, и она знает, что больна, даже обречена и сейчас потребует, чтобы я отдала ей мои здоровые органы? Печень, селезенку, сердце? Может, я и жила-то лишь для того, чтобы однажды спасти Саффи от смерти? Как быть, если я — просто мешок с запасными органами? Ее неприкосновенный запас? Нет! Она меня не получит! И речи быть не может! Ни за что. Я так располосую ей лицо, что никто больше никогда ее не узнает. Ударю кулаком по гортани и доберусь до желудка. Переломлю надвое позвоночник. Заткну бутылочной «звездочкой» дырку… Я… Я… Завязывай думать, кретинка несчастная! — командую я себе. Это просто стресс. Нервы. Так всегда бывает, стоит мне попасть в новую ситуацию. Посмотри на нее. Она не желает тебе зла — всего лишь хочет, чтобы ты до нее дотронулась. Взгляни, как она извивается, жаждет твоей ласки. Саффи моргает и улыбается. Я отвечаю.
Моя ладонь поглаживает ее промежность, палец находит заветный вход и проникает внутрь. За ним другой. Третий. Наконец вся ладонь пробирается во влажную глубину. Я бы хотела запустить туда всю руку, плечо, тело, шею, голову… Я так уютно угнездилась бы там. Моя ладонь совершает круговые движения. Думаю, Саффи это нравится — она взрыкивает, как темная сучка. Я встаю. Подтягиваю ее к краю кровати. Она совершенно расслаблена и готова в любую секунду рухнуть навзничь. Но я хочу, чтобы Саффи сидела прямо, и силой удерживаю ее.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Тадеуш Ружевич — особое явление в современно» польской литературе, ее гордость и слава. Едва ли не в каждом его произведении, независимо от жанра, сочетаются вещи, казалось бы, плохо сочетаемые: нарочитая обыденность стиля и экспериментаторство, эмоциональность и философичность, боль за человека и неприкрытая ирония в описании человеческих поступков.В России Ружевича знают куда меньше, чем он того заслуживает, в последний раз его проза выходила по-русски более четверти века назад. Настоящее издание частично восполняет этот пробел.
Благополучная и, казалось бы, вполне состоявшаяся тридцатипятилетняя женщина даже вообразить не могла, что однажды с ней произойдет невероятное: половина ее «я» переселится в случайно встреченного юношу и заживет своей жизнью — той, в которой отказала себе героиня в силу строгого воспитания и природного благоразумия…
Герой романа, вместе с родителями бежавший ребенком из социалистической Болгарии, став юношей, в сопровождении крестного отца, искусного игрока в кости, отправляется к себе на родину, в Старые горы — сердцевину Болгарии, к землякам, которые сохранили народный здравый смысл. Это современная философская притча о трудных поисках самого себя в мире рухнувших ценностей.
УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.