Пограничная тишина - [78]

— А в чем встанут, та ще в парадной форме, те наши модники?

— Как — в чем?

— В какой обуви, извините за выражение?

— В той самой, какая на них есть.

— Чтобы начальник отряда видел такой цирк?

— Ничего не поделаешь...

— Пусть поменяют с теми, кто отдыхает, например, сержант Галашкин и Мельник...

— А Дегтярь?

— Болен. Руку обжег.

— На самом деле сильно обжег или сачкует?

— Порядком сварил...

— Может, когда гармошки делал?

— Говорит, что у плиты. Так разрешите, товарищ майор. На мою ответственность... Приму уж все на свою седую голову, або сраму на весь отряд...

— А у меня, думаешь, на плечах нет головы?

Майор вошел в дежурку, наперед зная, что замену сапог старшина давно уже организовал. Стоило только взглянуть на его усы, которые он то и дело приглаживал, на беспокойно бегающие глаза. За долгие годы службы начальник заставы хорошо изучил привычки Тихона Ивановича, знал и хорошие стороны и слабости; вот он сейчас испрашивал санкцию на замену, а когда уедет полковник, будет требовать укрепления дисциплины и наказания виновных.

Иван Александрович понимал, что с этими гармошками на голенищах солдатских сапог не так-то все просто. С каждым годом поступало на редкость разное пополнение, работать с ним становилось все труднее и труднее. Если раньше большинство ребят были с незаконченным средним образованием, то за два последних года военкоматы присылали только с десятилеткой. Пополнение это начинало свою сознательную жизнь в период массового развития телевидения, транзисторов, которых не делал только самый ленивый мальчишка; следом мутным потоком хлынула мода на магнитофоны. Что только там не записывается! Какой умопомрачительной мешанины там нет! Как и во все времена, молодежь всегда была чувствительна к разным новшествам, и, конечно, к моде. Только что закончилась «эра» брюк дудочкой, их сменили расклешенные, с волочащимися по земле задниками, откуда-то внезапно возникла манера укорачивать козырьки фуражек, носить ремень ниже пупа, напускать брюки на укороченные, сборенные голенища. Некоторые молодые солдаты привозили в армию свои моды, свою чисто юношескую строптивость, а вместе с нею чуточку всезнайства, иногда, к сожалению, клочковатую образованность. Школу одолевала перегруженность. Ребята порой получали не очень глубокие политические знания, поэтому вся моральная и прочая общечеловеческая «доводка» молодых парней ложилась на плечи офицерского состава. Недаром о трудновоспитуемых в народе твердо укоренилось мнение:

— Хулигана Петьку мать с отцом хотят отдать в армию... Там человеком станет.

Петьке этому нет еще и восемнадцати, а он уже несколько раз успел побывать в милиции, наведывался на дом к нему и участковый.

— Даже милиция не может с ним сладить!

— А выходит, армия сможет?

— Армия все может!..

Лестно офицерам получить от народа такую характеристику. Но вот практически заработать ее дело нелегкое.

Иван Александрович сидел в канцелярии и раздумывал об этой житейщине, а солдаты и сержанты, получив от начальника отряда благодарность, бодро и весело управлялись с сытным солдатским обедом.

Пообедав, шумным гуртом все идут на веранду «в солдатский клуб» — место курения возле ящика со щетками для чистки сапог. Предлагают друг другу сигареты, хохочут, при этом вспоминают старшину — любителя плотно покушать и богатырски поспать. Один рассказывает, как он упустил большущую щуку, другой — как бежал от попавшего на удочку угря. После таких веселых разговоров даже Ивану Александровичу захотелось разок-другой закинуть на канале удочку. Однако вместо этого он вызывает старшину и приказывает, чтобы тот привел всех троих модников, и обязательно в сапогах, которые они изуродовали.

Первым вошел сержант Галашкин, встал, откозырял, как положено. Поджав тонкие губы, избегая взгляда майора, стал глядеть куда-то в угол, где стоял сейф.

Старшина, басовито хохотнув, показал пальцем на измятые сапоги сержанта. Собственно, сапог, как таковых, можно сказать, на ногах и не было... Галашкин не ждал вызова и не успел, хотя бы немножко, выправить голенища. На построении он стоял в сапогах Лукьянчика, а его новомодные пролежали в сушилке и еще больше сморщились.

— Ну и ну! — Майор встал и, выходя из-за стола, покачал головой. Даже он не ожидал такого превращения. — Как вы могли, товарищ Галашкин! — Иван Александрович вдруг почувствовал, что он не знает, как продолжить этот нелегкий для обоих разговор.

Опустив ресницы, Галашкин молчал, на щеках его зарозовели пятна.

«Вроде дошло», — подумал про себя майор. Вслух же добавил: — Я бы, пожалуй, не поверил, если бы мне сказали, что сержант Григорий Галашкин пошел на такую дешевку. Этим могут заниматься только легкомысленные фигляры, а вы образцовый инструктор, с отличием закончили школу сержантского состава и вдруг...

— Позор! — вмешался Тихон Иванович.

— Погодите, товарищ старшина. Завтра, товарищ Галашкин, вам предстоит поездка на сборы. Вы так и поедете? — спросил майор.

— Как можно! — снова не удержался старшина.

Дежурный, рядовой Лукьянчик, что-то, видимо, напутал и ввел еще двоих модников, не дождавшись, когда выйдет Галашкин. А может быть, решил облегчить участь сержанта, зная, что при рядовых делать внушение младшему командиру не полагалось.