Поговорим о странностях любви - [53]

Прошлая поездка просвечивает сквозь эту, как водяной знак. Стоим на глухом разъезде, ждем встречного поезда. Не мы ли с тобой возвращаемся в нем из прошлого? И ты снова прижимаешься виском к стеклу, чтобы не болела голова, а я целую другой висок, и все это вдруг проносится мимо нас с вихрем, свистом, лязгом, дымом. Лети, не трави душу!

Тронулись. Картофельное поле, придавленное пухлыми деревенскими облаками. Рельсы как нитки, сшивающие прошлое с настоящим. Захотелось набрать белых камешков и быстренько выложить на обочине: «Ванда + Саша = …», а километров через тридцать, потомив неизвестностью проезжий люд, воздвигнуть из бетонных блоков капитальное слово: «Любовь!»

Перед отъездом из Москвы забежал в несколько магазинов, хотел сообразить тебе посылочку из столичных деликатесов — не протолкнуться! Мало-помалу стираются гастрономические различия. Уже не спрашивают: «А какой сыр? Какой сорт колбасы?» Появляется некий обобщенный облик: продукты. Еда. Жизнь, так сказать, сезаннеет. Эпитеты и прилагательные отмирают, остаются одни съедобные существительные. Глядишь, ты научишься ценить яичницу, которую я пытался скормить тебе в буфете. Покрутился возле нашей с тобой гостиницы. Там полно японцев. Вид у них удивленно-снисходительный. Бедный тот япоша, которому достанется наш номер! Мой дух, жалобно завывая, всю ночь будет пугать его. Вот такое кимоно.

Ладно.

Целую.

Твой Ксандр

* * *

Здравствуйте, Ванда!

Это Лера. Что же это вы с Саней совсем меня забыли? Ну да, медсестра — маленький человек, принести-унести, пенициллин в левое полупопие, стрептомицин в правое полупопие. А у меня, между прочим, день рождения. Двадцать один год!

Хорошо, хоть Вадик пришел поздравить. Хороший мальчик, красивый. Все уговаривает выйти за него. Может, и выйду. А вы — за Красовского. Сыграем свадьбы вместе, в один день. На продуктах сэкономим и на оркестре. Шляпа с фатой у меня уже есть, Вадик год как привез. И фирменное платье. На меня оно слишком свободное. Могу по знакомству уступить. Глядишь, подружимся семьями, будем обмениваться рецептами. Учтите: Санечка — жуткий сладкоежка! А я из сладкого уважаю только шампанское. Но его уже нет, все сама выпила. Именины!

За то, что Красовский забыл меня поздравить, я решила его разыграть. Часа в два ночи ему позвонила, говорю: «Поздравляю. У нас будет ребенок». Он жутко разозлился, что его разбудили, наорал на меня, как в операционной. Говорю: мне алиментов не нужно, посоветуй, как назвать. Он совсем озверел, орет: «Если мальчик — Гайморитом, девочку — Маргаритой!» Потом, видно, дошло. Сам позвонил: «Ты что, серьезно?» Уговаривал, чтобы я избавилась от младенца. Я смеюсь, а с ним чуть не истерика. У него сейчас какой-то сдвиг на детях. Наверно, после той девочки с летальным исходом. Когда ее привезли, мы с ним отлучались. Вбил себе в голову, что все из-за этого. Что могли изменить десять минут? Если уже кому суждено…

Вот такие пироги.

До свидания.

Лера

* * *

Привет, Андромеда Персеевна!

Ты, как всегда, без предупреждения. Сидим мы, значица, с Азазелкой на кухне, обсуждаем проблемы мироздания, вдруг телевизор говорит: «Передаем эстафету Усть-Рыбинску». Пока я доковылял до экрана, эстафета уже кончалась. Успел разглядеть лишь несколько сопок, среди которых торчали (тут голос диктора стал медовым) «современные здания из стекла и бетона» (я вспомнил твое письмо о том, каково там в пургу). Еще видел рыбаков. Из трала сыпалась отборная рыба, труженики моря были выбриты до такого блеска, что каждый рыбак мог бы смотреться в щеку соседа. Потом снова показали набережную, на ней тьму радостного народа. И — ты! Ей-богу! Хоть в вашем крае и умещается девять Бельгий — кстати, знают ли об этом в Бельгии? — второй такой смурной ухмылки там нет. Ты держала цветы и кому-то махала рукой. Может, встречала мужа. Может, просто радовалась успехам нашего тралового флота. Может, это была и не ты.

Я тебя почти не помню. Руками, губами, скальпелем еще помню. А так — нет. Ты расплываешься, сливаешься с тем, что я успел напридумывать о тебе за эти месяцы. Ты настоящая исчезаешь, хоть объявляй всесоюзный розыск. Если однажды ко мне придет человек в штатском, судя по выражению лица — майор, и попросит составить твой словесный портрет, что я скажу ему?

Рост? Рост, майор, чуть выше среднего. Как быстро бы она ни шла, не скажешь, что она торопится. Суеты в ней нет вовсе.

Фигура? Скорее худощавая. Могла бы и не устраивать разгрузочные дни по вторникам (если, конечно, вспомнит, что это вторник). Зато в субботу, забрав сына из школы, она отправляется с ним в кафе и сразу истребляет недельный запас пирожных.

Любимая поза: обхватить колени руками и курить, глядя в точку. Руки неожиданно сильные и цепкие, к сожалению, я знаю точно.

Смеется редко, но от души. Иногда спохватывается, что надо бы улыбаться только правой половиной рта, чтобы скрыть зуб со щербинкой. Но по доброте душевной забывает об этом и предоставляет ему сколько угодно показываться на свет.

Лицо? Лицо… Прямой аккуратный нос с маленькими круглыми ноздрями. Глаза, как я имел уже удовольствие отмечать, зеленые и насмешливые. Пепельные, чуть с рыжинкой волосы, кожа белая (не бледная, а именно белая). Опускаю ряд родинок, заслуживающих отдельного и весьма подробного описания (точнее, лоции: они разбросаны, как крохотные островки в океане, и хочется бесконечно путешествовать от одного к другому). Эта женщина похожа на вечер пятницы, когда впереди неторопливая суббота и длинное-длинное воскресенье. Или на первую сигарету после тяжелой операции. Или на саму себя.