Поговорим о странностях любви - [26]

Может, выдвинуть его на областную премию по публицистике? Посмертно. Года три назад шеф заикнулся об этом — не прошло. Он был слишком задиристый, Севка. Но сейчас другие времена, да и случай трагический. Премия — это солидно. Для Гали, для детей. Вручить ей в торжественной обстановке, тепло поздравить и заодно закрыть рты сплетникам.

А если кто-то спросит: «Это тот Ларионов, который устроил скандал с телефоном?» Сколько прошло, никак не могут забыть! Ну, высмей эту бабу, покритикуй за то, что назло вызывала «скорую» к соседям! Но наш Севочка должен доказать, что умнее всех, — дал в конце статьи номер ее телефона. Раньше она изводила звонками других, теперь все это обернулось против нее. Сколько я убеждала редактора: с хамами нельзя воевать их же оружием! Но на него тоже как найдет… Просто счастье, что потом эту женщину посадили за спекуляцию. Иначе затаскала бы нас по судам и была бы абсолютно права. Если каждый начнет вершить справедливость, как ему вздумается…

Извините, я в таком состоянии, не вижу, кто вокруг. Да-да, ужасная потеря. Второго такого не найдешь. У Севы было столько друзей… Кто это? Страшно знакомое лицо, а спросить неудобно. Память никудышная. Склероз. Может, Севе повезло? Уйти рано, не превратившись в старого маразматика. «Не уйти, не уплыть, не уехать, чтобы не видеть безжизненный лоб. Этот день станет траурной вехой… вехой… вехой… спотыкается время о гроб…»

Соседи, поторопитесь, пожалуйста. Зося, ты куда? Зосенька, место! В автобусе жарче. Все курят. Надо было родить ребенка. Пусть даже от Асаулова. А его выгнать. Много себе позволяет. Да еще фиглярничает: «Ты начальница, а у меня образование — восемь классов и коридор». Или, наоборот, вдруг ударится в ученость. Как же это он сказал насчет здравоохранения и образования: «Симбиоз этих двух глыб». Дурак! А дети у него красавцы. И у меня был бы такой. Уже в школу пошел бы. Как она меня уговаривала, эта баба: «Роди! Потом не простишь себе!» Убеждала, а сама пошла избавляться от близнецов. Откуда она знала, что будут близнецы? Других агитируем, а сами-то… Как в газете. Родить — тогда прощай, редакция! Переезжать в другой город, что-то объяснять знакомым, погрязнуть в домашних делах… В семье тяжко, без семьи пусто. Пора садиться. Быстрее, быстрее!

Пожалуй, я сяду в машину. Поедем вперед. Надо их поторопить. Всегда так: приезжаешь с покойником, а копщики куда-то ушли. Нарочно. Ждите целый час или суньте бригадиру на лапу. Ну, я им! Думаю, они еще не забыли скандал из-за Тягунова. Гавриленко, вы поедете со мной. Федор Степанович, напрямую, через мост. Подождите, возьмем Алену.

«У Севы было замечательное качество, которое выделяло его среди всех… многих журналистов. Он был… он являлся… его называли… его с полным правом можно было назвать «узлом связи». Что-то почтовое. И «связь» поймут как намек на Карину. «Он был центром притяжения для тех, кто… центром коммуникации…» Надо поскромнее… Не скажешь же: «Он был веселый и легкий, он придавал вкус нашей жизни». Да. «Притяжением своей личности покойный связывал между собой самых разных людей… и щедро делился всем, чем… тем…»

Ой! Опять я стукнулась… Кому от роста радость, а мне одни шишки. Алена, садись. Я думаю, Севу погубило везение. Он был таким счастливчиком! Помнишь, на праздники мы всей компанией ездили по грибы. Человек пять отравилось, Горбунков чуть не насмерть, один Сева жив-здоров. Все налегали на грибы, а он, как всегда, с гитарой. А на моем новоселье? Перелез по карнизу с балкона на балкон, на девятом-то этаже! Он прошел — карниз рухнул. И, наконец, история с самолетом, помнишь? А-а, ты тогда рожала… Фантастика! В последний момент какой-то парень уговорил его уступить билет: он опаздывал на пересадку в Тикси. Сева уступил, а самолет при посадке — бац! Сперва Севу тоже записали в покойники: его билет уже прошел регистрацию. А он спокойно прилетел следующим рейсом. Конечно, при таком хроническом везении появляется комплекс неуязвимости. Думал: и на этот раз пронесет. И рискнул. Самоубийство?! Ты спятила! Так, как Сева любил жизнь… Чего ему не хватало? Ну, разошелся с той, сошелся с этой. Работа надоела — из-за этого не кончают с собой. Это уже ты загнула. Депрессии бывают у всех, но… Хорошо, он был фанатиком газеты и разочаровался в ней, ну и что? Это же естественно! Нельзя всю жизнь быть юнкором. А тем более погибнуть из-за такого. Толку-то в наших версиях: Севу уже не воскресишь, ах, не воскресишь…

Сейчас — направо. На Достоевского все перекопано. Зима на носу, а они все роют. Сколько мы об этом писали! Из года в год одно и то же. Поставьте машину в тень. Гавриленко, вы с Аленой найдите копщиков. Объясните бригадиру, кого хороним. Семидесятый участок? Я пойду, вы догоните.

Контора здесь? А директор? Ясно. «В связи с исчерпанием емкости кладбища захоронения осуществляются в оградах близких родственников только по брони…» И здесь бронь! «Принимаются заказы на ограды из металла заказчика». Надо запомнить. «Для изготовления лент необходимо написать текст четко и разборчиво, до 6 слов, 40 знаков». Как телеграмма. Вся жизнь — в шесть слов. И те по стандарту. Стандартно живем и так же умираем. Не умеют у нас проводить человека в последний путь. Кладбище где-то на задворках. Как будто умирать стыдно. А почему бы не сделать парк в центре города, чтобы люди могли приехать всей семьей, с детьми, погулять, навестить могилы близких…