Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим - [83]

Про Пита я знаю, что на его сексуальность повлияли события детства. Свои предпочтения он внезапно обнаружил, когда дрался с двумя подружками. Одна из девочек прижала его к полу, а другая села ему на лицо. То прежнее чувство насилия над собой он до сих пор ищет в сексуальных отношениях. Вот он стоит, голый, в одной маске, перед Эммой Стил. Доминантка накладывает ему резиновый жгут на пенис и яички. «Ты понял: я могу сделать с тобой всё, что захочу? — она щиплет его за соски. — Дыши!» Пит, отчаянно хохотнув от боли, падает на колени. «За мной! — Стил чеканит каждый шаг по паркету. — Расстилай!» Она протягивает Питу нечто черное, похожее на мешок для трупов, знакомый по криминальным сериалам, только в латексном исполнении: с петлями для связывания и молниями, сходящимися на уровне груди. Пит ногами вперед залезает в мешок, укладываясь на спину. Стил заправляет его плечи и застегивает молнию до горла. «Не слышу, как ты дышишь! — Объект почти полностью упакован в латекс, дышит ртом, глубоко и глухо. — Следи, куда направляешь дыхание! Каждый вдох между анусом и гениталиями. Я контролирую тебя. Ты ведь знаешь, лишу в любой момент». — «Да, госпожа».

Она достает веревки. Надежно крепит мешок к кровати: «Дыши громче! Быстрее!» Пит начинает шумно гипервентилировать. Эмма Стил сама натягивает латексную маску, застегивает на затылке. Маска, как и у Пита, просвечивает. Барочный узор обрамляет глаза. Черты лица расплываются под второй кожей. Она стоит у кровати в образе ожившего манекена из шикарной витрины. Доминантка во всю длину ложится на беспомощного Пита, своим весом сдавливает его грудную клетку. Теперь ему приходится преодолевать сопротивление, чтобы наполнить легкие воздухом. Стил начинает дышать в его ускоренном ритме, — видимо, чтобы подбодрить. Для моих ушей звучит как секс вдвоем — без контакта кожей к коже. Слишком тесная близость не способствует свободному дыханию. Можно ли дышать в экстазе?

«Теперь тридцать раз так быстро, как можешь!» — требует доминантка. Я опасаюсь, что ее объект потеряет сознание. Иногда гипервентиляция предшествует обмороку. Является ли он следствием, изучено недостаточно. В 1963 году американский ученый Герберт Зальцман заставил тринадцать подопытных мужчин гипервентилировать полные шестьдесят минут; ни один не отключился. В 2008 году нидерландский невролог Роланд Д. Тийс провел эксперимент с одиннадцатью добровольцами, которые после гипервентиляции два раза по пятнадцать минут не показали симптомов обморочного состояния.

Пит вздыхает. Стил лежит на нем и дышит синхронно. Три долгих, особо глубоких дыхательных движения похожи на стоны оргазма. «Напряги все мышцы!» — приказывает доминантка и вдруг резко сжимает ладонью горло Пита. Становится невозможно тихо. Даже автобана не слышно — окно закрыто. Только где-то на спрятанных часах тикает секундная стрелка. Я насчитываю двенадцать секунд. Двое вместе выдыхают. Пит сопит как спящий, одолеваемый ночными фантазиями. Стил садится рядом на кровати. Дает ему пососать палец, обтянутый черной кожаной перчаткой. Другой рукой зажимает ему нос. Когда отпускает, он выглядит готовым отдаться полностью. Шепчет: «Спасибо, госпожа». Я не уверена, благодарность ли это за доступ к воздуху или за паузы между вдохами.

Стил достает серебристые зажимы для сосков, которые точно предвещают рваные раны, черный противогаз и упаковку чего-то красного. Стейк с кровью? Натянуть противогаз на латексную маску не так-то просто. Стил сражается с ним, встав коленями на кровать, пока Пит лежит явно без возможности вдохнуть. Нижняя маска чмокает, из трупного мешка доносится стон. У меня отваливается челюсть. И это удовольствие? На лице определенно останутся пятна. На мгновение партнеры выходят из роли. «Плохо сидит на носу», — замечает Пит, словно на примерке очков у окулиста. «Так лучше?» — спрашивает Стил, растягивая резину. Когда всё наконец на своих местах, она в награду прижимает его голову к своей груди. Две трубки привинчиваются к маске. Через ту, что на затылке, Стил будет накачивать противогаз. Теперь Пит в БДСМ-баллонете. Дышать он может только через вторую трубку, свисающую спереди. Мне это представляется всасыванием воздуха через соломинку. Сперто. Непродуктивно. Эмма Стил расстегивает молнию на его груди, прилаживает зажимы для сосков. Мне не видно, но, кажется, они не держатся. Раздается гомерический смех: «Да ты перепотел! Мне это нравится». Дифирамбы поту? Меня бы от одного вида передернуло. Стил невозмутимо прищемляет соски пальцами. Объект в мешке трепыхается, но двойной слой латекса приглушает его стоны. Стил рукой поглаживает отверстие трубки, через который Пит дышит. Интересно, как он себя чувствует в тугой влажной резиновой тюрьме, отрешенный от нас, от своей обыденной жизни, от живительного кислорода? Заходится ли его сердце от страха? Или, наоборот, ему спокойно в безопасном месте? До появления на свет мы погружены во влагу в темноте материнского чрева, получая кислород только через пуповину. Мы, конечно, не можем этого помнить. Наша долговременная память, судя по всему, начинает делать верные зарисовки лишь на втором году жизни. Однако опыты с крысами показали, что инфантильная амнезия, свойственная млекопитающим, гасит не всё, что животные переживают в первые дни после рождения. А может быть, в нас таятся и предшествующие воспоминания, хоть и смутные. Стил сидит на краю кровати, прямо в изголовье, склонившись к Питу. Не только ее жесты, поглаживания по голове и воркование напоминают мне мать у постели ребенка. Он тоже отдается всему, что она делает, с доверчивостью, на которую вряд ли способен взрослый. Доверяет свое тело и ниточку, на которой держится жизнь: дыхание. В твердой вере, что она знает, как ими распорядиться.